Краткое содержание рассказа рэя брэдбери кошкина пижама

Куколка
Интересный рассказ. Тут можно провести аналогию, но она все равно не отразит тех чувств. Девушки с кудрявыми волосами выпрямляют их, с прямыми – закручивают. Так же и герои рассказа, хотя другой цвет кожи.
Остров
Это была паранойя? Может это был просто вор/преступник/маньяк? Или это человек из прошлого?? Почему они так все боялись? Явно не хватает предисловия.
Как-то перед рассветом
Они из будущего? Боятся человека, которому от роду 2 года и отзываясь о нем как о президенте? Да, они из будущего – один верный ответ. И что же случилось в 2035 году? Останется загадкой.
Слава вождю!

-Господи, чего только не сделаешь, руководя страной, - вздохнул президент

Дом
Всё зависит, как ты отнесешься к делу. Сначала Мэг все не нравилось, а, следовательно, и раздражало, что и передавалось жизнерадостному мужу. Мэг хмурилась и уставала. Но, потом поразмыслив, зачем вообще всё это надо обрадовалась. Остановись и подумай над значением своих действий, и тогда, возможно, тебя они начнут радовать.
ТРАУРНЫЙ ПОЕЗД ИМЕНИ ДЖОНА УИЛКСА БУТА/ УОРНЕР БРАЗЕРС/MGM/NBC
Поезд? Что творилось в этом поезде? Мертвые как живые? Или все лишь голограмма? Создал сеть? Которая ловит убитых в поезд? Столько действий и мельтешения, что теряется суть рассказа.
Смерть осторожного человека
У каждого есть ахиллесова пята. У нашего же героя была проблема с кровью. Он так защищал свое тело, что только улыбка милой девушки смогло его убить. Хотя это будет ему урок за мысли о превосходстве над другими.
Кошкина пижама

- Нет, - ответил с улыбкой Том. – Котенок не придвинулся. А ты – да!

Я замахнулся на роль Спасителя нашего дорого, пьяного, непутевого, ребячливого Фицджеральда

Иногда случались дни рождения, но в основном наша жизнь была пресной, как тюремный сухарь

Молодёжь можете ДАЛЬШЕ НЕ ЧИТАТЬ

Не каждую ночь, когда едешь вдоль Миллпасс по Девятому шоссе в Калифорнии, ожидаешь заметить посреди дороги кота.

Коли на то пошло, не каждый вечер такой кот вообще выходит на пустынное шоссе, тем более если этот кот, по всей вероятности, брошенный котёнок.

Тем не менее это маленькое существо сидело на дороге, деловито умываясь, в тот момент, когда случилось два события.

Машина, на большой скорости ехавшая на восток, внезапно затормозила и остановилась.

Одновременно у кабриолета, мчавшегося с еще большей скоростью на запад, чуть не лопнули шины, когда он затормозил и встал как вкопанный.

Дверцы обеих машин одновременно шумно распахнулись.

Котенок сидел, не обращая никакого внимания на то, что с одной стороны застучали высокие каблучки, а с другой - грубые ботинки для гольфа.

Чуть не столкнувшись над умывающимся котёнком, одновременно наклонились и протянули к нему руки красивый молодой человек и более чем привлекательная молодая женщина.

Обе руки одновременно прикоснулись к котенку.

Это был тёплый, круглый, чёрный как ночь усатый комочек, из которого смотрели два огромных жёлтых глаза и высовывался розовый язычок.

Котенок изобразил на мордочке запоздалое удивление, когда оба путешественника с изумлением посмотрели на то место на теле котёнка, которого коснулись их руки.

О, как вы смеете! - вскричала молодая женщина.

Смею что? - вскричал молодой мужчина.

Отпустите моего котёнка!

С каких это пор он ваш?

Я первая к нему подошла.

Мы подошли одновременно, ничья.

А вот и нет.

А вот и да.

Он потянул котёнка за заднюю часть, она за переднюю, и вдруг котёнок мяукнул.

Оба выпустили его из рук.

В тот же миг они снова схватили прелестное существо, на сей раз женщина взялась за заднюю часть, а молодой человек за переднюю.

Довольно долго они мерили друг друга взглядом, пытаясь решить, что сказать.

Я люблю кошек, - наконец заявила она, не выдержав его упорного взгляда.

Я тоже! - вскричал он.

Не кричите.

Никто же не слышит.

Они поглядели в одну сторону дороги, потом в другую. Ни одной машины.

Женщина с удивлением перевела взгляд на котенка, как будто ища в нем какого-то откровения.

Мой кот умер.

Мой тоже, - парировал он.

Это несколько ослабило их хватку на теле котёнка.

Когда? - спросила она.

В понедельник, - ответил он.

Мой - в прошлую среду, - сказала она.

Они поменяли положение рук на спине крохотного комочка и уже скорее не держали его, а лишь касались.

Повисла неловкая пауза.

Что поделаешь, - наконец произнёс он.

Да, что поделаешь, - сказала она.

Простите, - неловко извинился он.

И вы тоже, - сказала она.

Так что будем делать? Не можем же мы вечно здесь торчать.

Похоже, - заметила она, - он обоим нам нужен.

Непонятно к чему, он вдруг сказал:

Я как-то написал статью для журнала «Кэт Фэнси».

Она посмотрела на него более пристально.

А я вела кошачье шоу в Кеноше, - сообщила она.

Они снова застыли в мучительном молчании.

Мимо с ревом пронёсся автомобиль. Оба отскочили, а когда машина проехала, увидели, что по-прежнему держат в руках прекрасное существо, которое они уберегли от опасности.

Молодой человек посмотрел вдаль на дорогу.

Там есть закусочная, я вижу огни. Может, выпьем по чашке кофе и обсудим наше будущее?

Для меня нет будущего без моего котёнка, - сказала она.

Для меня тоже. Давайте. Поезжайте за мной.

Он взял котёнка у нее из рук.

Она закричала и потянулась за ним.

Все в порядке, - сказал он. - Поезжайте за мной.

Она вернулась, села в свою машину и поехала по дороге вслед за ним.

Они зашли в пустой кафетерий, сели в кабинку и посадили котёнка между собой на стол.

Официантка бросила на них и котенка беглый взгляд, куда-то отошла, а затем вернулась, с полным блюдцем сливок и, широко улыбаясь, поставила на стол. Они сразу поняли, что имеют дело ещё с одной любительницей кошек.

Котенок принялся лакать сливки, а тем временем официантка принесла кофе.

Ну вот, - произнёс молодой человек. - Как думаете, это надолго? Разговор на всю ночь?

Официантка все ещё стояла рядом с ними.

Боюсь, мы скоро закрываемся, - сказала она.

Неожиданно молодой человек предложил:

Взгляните на нас.

Официантка посмотрела.

Если бы вы хотели отдать этого котёнка одному из нас, - продолжал он, - кому бы вы отдали?

Официантка испытующе оглядела молодых людей и сказала:

Слава Господу, я не царь Соломон.

Она выписала счёт и положила на стол.

Знаете, есть ещё люди, которые читают Библию.

Здесь есть другое место, куда мы могли бы пойти поговорить? - спросил молодой человек.

Официантка кивнула в сторону окна.

При этих словах молодые люди так и подпрыгнули на месте.

Через десять минут они входили в гостиницу.

Оглядевшись, они увидели, что в баре уже темно.

Глупо, - сказала она, - что я согласилась прийти сюда ради того, чтобы доказать право на моего же котёнка.

Он еще не твой, - заметил он.

Но скоро будет, - ответила она и бросила взгляд в сторону конторки портье.

Не волнуйся, - он показал ей котенка. - Этот котёнок будет тебя защищать. Он будет находиться между мной и тобой.

Он отнес котёнка к гостиничной конторке, человек за стойкой бросил на них один-единственный взгляд, выложил на журнал постояльцев ключ и протянул авторучку.

Через пять минут они уже наблюдали, как котёнок весело носится по ванной в их номере.

Ты когда-нибудь в лифте, вместо того чтобы говорите о погоде, пробовала рассказать о своем любимом коте? - задумчиво спросил он. - К верхнему этажу попутчики галдят, как безумные.

В этот момент котёнок прибежал обратно в комнату.

Он вскочил на кровати и устроился в самой серёдке подушки. Увидев это, молодой человек заметил:

Именно это я и хотел предложить. Если во время разговора нам понадобится отдохнуть, пусть котёнок лежит посередине, а мы будем лежать в одежде по обе стороны от него и обсуждать наши проблемы. К кому первому котёнок придвинется, выбрав тем самым своего хозяина, тот его и получит. Договорились?

Ты заготовил какой-то трюк? - спросила она.

Нет, - ответил он. - К кому котёнок пойдёт, тот и станет хозяином.

Котенок на подушке почти уснул.

Молодой человек придумывал, что бы ещё сказать, потому что огромная кровать так и стояла незанятая, если не считать задремавшего на ней зверька. Внезапно его осенило, и он задал вопрос молодой женщине по ту сторону кровати:

Как тебя зовут?

Ну, если мы собираемся до утра спорить о моем котенке…

До утра - чушь! До полуночи, может быть. Ты имел в виду, о моем котёнке. Кэтрин.

Что-что?

Глупо, но меня зовут Кэтрин.

Уменьшительное можешь не говорить, - чуть не смеясь, сказал он.

Не стану. А тебя?

Ты не поверишь. Том. - Он встряхнул головой.

Я знала дюжину котов с таким именем.

Я на этом не зарабатываю.

Он попробовал кровать, словно это была горячая ванна, выжидая.

Можешь стоять, если хочешь, а я, пожалуй…

Он улегся на кровать.

Котенок по-прежнему дремал.

Прикрыв глаза, молодой человек продолжал:

Она сперва села, а затем прилегла на самый краешек, рискуя свалиться.

Так-то лучше. Ну, на чем мы остановились?

Мы спорили, кто из нас заслуживает увезти домой Электру.

Ты уже дала котёнку имя?

Имя неопределённое, основанное на личных качествах, а не на принадлежности к полу.

Так ты даже не посмотрела?

И не стану. Электра. Продолжай.

Что я могу сказать, в свою пользу? Ну что ж…

Его глаза из-под прикрытых век внимательно осматривали комнату.

С минуту он задумчиво глядел в потолок, а затем сказал:

Знаешь, с котами все так странно получается. Когда я был маленьким, бабушка с дедушкой велели мне и моим братьям утопить приплод котят. Мы все пошли, и братья сделали это, а я не выдержал и убежал.

Воцарилось долгое молчание.

Она посмотрела на потолок и сказала:

Ну слава богу.

Снова повисла пауза, потом он сказал:

А несколько лет назад произошло нечто ещё более примечательное и не такое печальное. В Санта-Монике я зашел в зоомагазин к поисках котёнка. Там было, наверное, штук двадцать или тридцать котят всех мастей. У меня глаза разбежались, а продавщица указала на одного из них и сказала: «А вот этому действительно нужна помощь».

Я посмотрел на кота: он выглядел так, будто его постирали в стиральной машине и отжали в центрифуге. Я спросил: «Что с ним случилось?» А она сказала: «Этот котёнок принадлежал человеку, который его бил, поэтому он всех боится».

Я заглянул котёнку в глаза и сказал: «Его-то я и возьму».

Я поднял кота - он страшно испугался - и отнес его к себе домой. Дома выпустил, и он сразу бросился вниз по лестнице, спрятался в подвал и ни за что не хотел выходить.

Больше месяца я носил в подвал еду и молоко, пока наконец постепенно не выманил его оттуда. После этого мы стали друзья не разлей вода.

Совсем разные истории, правда?

Да уж, - сказала она.

В комнате уже было совсем темно и очень тихо. Маленький котёнок лежал между ними на подушке, и оба приподнялись, чтобы взглянуть, как он там.

Он спал глубоким сном.

Они лежали, глядя в потолок.

Мне надо рассказать тебе кое-что, - помолчав, сказала она, - о чем я все не решалась сказать, потому что это звучит как особое обстоятельство в мою пользу.

Особое обстоятельство? - переспросил он.

Так вот, - продолжала она, - сейчас у меня дома лежит вещь, которую я скроила и сшила специально для моего котёночка, который умер неделю назад.

И что это за вещь? - поинтересовался он.

Это… - сказала она, - пижама для кошки.

О боже! - воскликнул он. - Ты победила. Этот зверёк твой.

Нет, что ты! - закричала она. - Это нечестно.

Человек, который сшил пижаму для кота, достоин победы в этом состязании, - заявил он. - Этот человек - ты.

Я не могу так поступить, - возразила она.

Я настаиваю, - ответил он.

Долгое время они лежали молча. Наконец она произнесла:

Знаешь, а ты не такой плохой.

Не такой плохой, как что?

Как я подумала про тебя вначале.

Что такое я слышу? - спросил он.

Наверное, я плачу, - ответила она.

Давай-ка поспим немного, - предложил он наконец.

Луна осветила потолок.

Взошло солнце.

Он лежал на своей стороне кровати и улыбался.

Она лежала на своей стороне кровати и улыбалась.

Маленький котёнок лежал на подушке между ними.

Наконец, глядя на залитое солнцем окно, она спросила:

За ночь котёнок придвинулся к тебе или ко мне, он указал, кому хочет принадлежать?

Нет, - ответил с улыбкой Том. - Котенок не придвинулся. А ты - да!

Рассказ предложила наша читательница,
Надя

Посвящается Мэгги Пижама для кошки, навсегда.

Памяти Скипа – нежного брата, доброго друга, который разделил со мной те прекрасные юные годы в Гринтауне, штат Иллинойс.

Выражаю благодарность Донну Олбрайту за то, что перерыл мои подвалы и нашел рассказы, о которых я давным-давно позабыл. Ты по-прежнему мой «золотистый ретривер».

Вступление
Жив, здоров, пишу

Что можно сказать о моем сокровенном «я», о моем подсознании, о моем творческом демоне, который пишет за меня все эти рассказы?

Постараюсь найти какой-нибудь свежий способ, чтобы проникнуть в этот процесс, который вот уже семьдесят лет заставляет меня жить, двигаться и писать.

Двумя наглядными примерами того, как я работал начиная с сороковых годов и до сегодняшнего времени, являются мои рассказы «Куколка» и «Собиратель». (Прим.: «Куколка» в этом сборнике отличается от одноименного рассказа, опубликованного в 1946 году в журнале «Эмейзинг сториз» и позднее включенного в сборник «“К” значит космос» («S is for Space»). Просто мне так понравилось это название, что я использовал его дважды.)

Когда-то, в сороковые, мы с братом долгими летними днями проводили все свое свободное время на пляже. Он был настоящим серфингистом, а я плавал без доски и время от времени слонялся у причала Санта-Моники и перезнакомился со всеми волейбольными игроками и силачами, поднимавшими тяжести. Среди приобретенных друзей было и несколько цветных (в те времена все говорили «цветной»; термины «черный» и «афроамериканец» появились многими годами позже).

Меня заинтересовала идея о том, что цветные в самом деле способны сгореть на солнце; раньше такая мысль никогда не приходила мне в голову. Метафора налицо, я написал рассказ «Куколка», и вот теперь он впервые увидел свет. Я написал этот рассказ и отложил в стол задолго до начала движения за права человека; это продукт своей эпохи, и я надеюсь, он выдержит проверку временем.

«Будем самими собой» – это результат того, что я вырос в доме своей бабушки и отчасти был воспитан чернокожей няней по имени Сьюзен. Это была удивительная женщина, и все свое детство один раз в неделю я с нетерпением ждал ее прихода.

Когда в 1934 году моя семья переехала на запад, я потерял связь с большинством своих друзей в Уокегане, включая и Сьюзен. Она написала мне вдогонку, спрашивая, не может ли она поехать с нами и быть служанкой в нашей семье. Увы, это был разгар Великой депрессии, мой отец потерял работу, а брат поступил в Гражданский корпус охраны природных ресурсов, чтобы не быть обузой для нашей семьи. Мы были бедны, как церковные мыши, и сами едва держались на плаву. Мне пришлось написать Сьюзен, поблагодарить ее за доброту и пожелать ей счастья в будущем. Это навело меня на мысль когда-нибудь приехать в Уокеган, навестить друзей и повидаться со Сьюзен. Этого так и не произошло, но рассказ стал следствием того, как я воображал себе будущее, и того, что я оказался совсем не таким человеком, каким мне хотелось быть. Я получил известия о Сьюзен много лет спустя: она благополучно пережила весь оставшийся период Великой депрессии.

«Собиратель» – это уже совсем другой рассказ. Много лет назад, во время путешествия через Атлантику, мы с моей женой Мэгги встретили одного удивительного собирателя книг и основателя библиотек. Мы провели несколько часов в его обществе, и нас страшно заинтересовали невероятные истории, которые он рассказывал о своей жизни.

В конце нашей встречи мы оба, я и моя жена, были поражены одним неожиданным поворотом, о котором вы прочтете в рассказе.

Двадцать лет я хранил память об этом путешествии и о том джентльмене, но так и не использовал подаренную им метафору.

Но за прошедшие шесть недель со мной произошло нечто странное и удивительное. В начале ноября моя жена заболела, ее увезли в больницу, и она умерла как раз накануне дня Благодарения. Во время ее болезни и после, впервые за семьдесят лет, мой демон смирно сидел внутри меня. Не стало моей музы, моей Мэгги, и демон не знал, что ему делать.

Прошли дни, потом недели, и я начал уже спрашивать себя, буду ли я когда-нибудь снова писать; мне было непривычно просыпаться утром и не слышать пьесы, которую мои мысли разыгрывали в моей голове на подмостках моего собственного театра.

Но в одно прекрасное утро, несколько дней назад, я проснулся и увидел того джентльмена, «собирателя», который в ожидании сидел на краешке моей постели и который сказал: «В конце-то концов, напиши мою историю».

Обрадованный, впервые за полтора месяца я позвал свою дочь Александру и надиктовал ей этот рассказ.

Надеюсь, что, сравнив рассказы «Куколка» и «Собиратель», вы поймете: несмотря на разделяющее их время, моя способность распознать метафору не изменилась.

Разумеется, мои писательские способности, когда я писал «Куколку», были гораздо примитивнее, однако сама идея была сильная и достойная внимания.

Рассказ «Дело вкуса» стал следствием того, что в течение долгого времени в моей жизни мне приходилось сталкиваться с пауками: то в поленнице, когда я жил в Тусоне, или по дороге в Мехико, когда мы увидели такого огромного паука, что даже вышли из машины, чтобы рассмотреть его поближе. Он был крупнее моей ладони, ужасно красивый и мохнатый. Вернувшись в Калифорнию, я перво-наперво столкнулся с тем, что в каждом гараже в Лос-Анджелесе прячутся несколько дюжин пауков «черная вдова», так что надо быть осторожным, чтобы тебя не укусили эти ядовитые создания. А потом ты начинаешь думать: интересно, каково это, когда у тебя скелет снаружи, а не внутри, – так что я развернул эту идею в рассказе «Дело вкуса», где нарисовал мир живущих на далекой планете пауков, которые гораздо умнее, чем прилетевшие к ним инопланетные астронавты. Этот рассказ стал началом замысла киносценария, озаглавленного «Пришелец из космоса» («It Came from Outer Space»), который я написал для студии «Юниверсал» несколько месяцев спустя. Так благодаря истории, захватившей мое воображение, я стал работать на студии и сделал неплохой фильм.

Что касается других рассказов этого сборника, большинство из них родились в моей голове практически мгновенно, и я едва успевал их записывать.

Однажды, полгода назад, я подписывал книги вместе с одним из своих молодых друзей, и мы стали с ним болтать об индейских казино, разбросанных по всем Соединенным Штатам. Неожиданно я сказал своему молодому приятелю: «А что, если кучка пьяных сенаторов проиграет Штаты владельцу какого-нибудь индейского казино»?

Не успел я это сказать, как тут же закричал: «Дай мне карандаш и бумагу», – набросал идею, а несколько часов спустя закончил писать рассказ.

Полгода назад, просматривая «Нью-Йоркер», я наткнулся на серию фотографий бедных оклахомцев, снятую как будто в тридцатые годы, когда они подались на запад по шоссе 66. Прочтя дальше, я обнаружил, что это были вовсе не оклахомцы, а нью-йоркские модели, наряженные в старые одежды и позировавшие в Нью-Йорке не ранее чем год назад. Это открытие настолько поразило и разгневало меня – как такая трагическая страница нашей истории могла стать темой для модного показа?! – что я написал рассказ «Шестьдесят шесть».

Эта книга также исполнена привязанности к моим любимым писателям. Никогда в жизни я не испытывал ревности или зависти к таким почитаемым мною авторам, как Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Мелвилл, Эдгар По, Оскар Уайльд и другие. Мне бы только хотелось, чтобы мои книги стояли на полках библиотек рядом с их книгами.

Потому-то я настолько беспокоился о состоянии ума и творческих способностях Фицджеральда, что часто выдумывал всякие машины времени, чтобы вернуться в прошлое и спасти его от самого себя; конечно, это была невыполнимая задача, но этого требовала моя любовь.

В данном сборнике вы найдете меня в роли защитника веры, помогающего Скотти завершить труд, который он должен был завершить, и без конца увещевающего: не поклоняйся деньгам, держись подальше от киностудий.

Несколько лет назад, проезжая по автостраде в сторону Пасадены, я увидел потрясающие граффити, изображенные на бетонных стенах и на пролетах мостов: чтобы творить эту удивительную настенную живопись, неизвестным художникам приходилось висеть вниз головой. Эта мысль так меня захватила, что к концу дня я написал рассказ «Olé, Ороско! Сикейрос, sí!».

Рассказ о погребальном поезде Линкольна «Траурный поезд имени Джона Уилкса Бута/Уорнер Бразерс/MGM/NBC» кажется вполне понятным, поскольку мы живем в такое время, когда реклама стала своеобразным стилем жизни, подлинная сущность истории забывается и прославляются не герои, а преступники.

«Все мои враги мертвы» – также вполне прозрачная история. По мере старения мы обнаруживаем, что не только наши друзья растворяются в потоке времени, но и враги, которые не давали нам прохода в начальной, а потом в средней школе, исчезают, и мы вдруг понимаем, что в нас не осталось никаких враждебных воспоминаний! Я довел эту мысль до ее логического конца.

«“Восточный экспресс” в Вечность для Р. Б., Г. К. Ч. и Дж. Б. Ш.» – уже не рассказ как таковой, а скорее рассказ-поэма, в котором воплотилась моя беззаветная любовь к книгам и их авторам начиная с того времени, когда мне было восемь лет. Я не обучался в университете, поэтому библиотека стала для меня местом встречи с такими людьми, как Г. К. Честертон, Бернард Шоу и все остальные из той удивительной компании, что населяла книжные полки. Я мечтал, что однажды приду в библиотеку и увижу одну из моих книг прислоненной к одной из их книг. Я никогда не ревновал моих героев, никогда не завидовал им, мне лишь хотелось, как верному псу, бежать вслед их славе. Поэма родилась за один день, одним непрерывным потоком, так что я мог лишь незаметно, тихонько, как мышка, скользить по ней, слушая их фантастические беседы. Если в чем-то и выразилась моя жизненная цель на протяжении некоего периода, то именно в этой поэме – вот почему я решил включить ее в этот сборник.

В общем, большинство этих рассказов захватывали меня в различные моменты моей жизни и не отпускали до тех пор, пока я не закреплял их на бумаге.

Это говорит мой демон. Надеюсь, вы его послушаете.

Куколка
(1946–1947)

Далеко за полночь он вставал, оглядывал вынутые из коробок новехонькие флаконы, протянув руки, ощупывал их, потихоньку чиркал спичкой, чтобы прочесть эти белые этикетки, пока все его семейство безмятежно спало в соседней комнате. К подножию холма, на котором стоял их дом, подкатывало море, и, шепча про себя волшебные названия лосьонов, он слышал шипение волн, омывающих скалы и песок. Эти названия слетали с его языка, как песня: МЕМФИССКОЕ БЕЛОЕ МАСЛО, результат гарантирован, Мягкий Бальзам Теннесси… ОТБЕЛИВАЮЩЕЕ МЫЛО, СНЕЖНАЯ БЕЛИЗНА ХИГГЕН – они были словно солнечный луч, выжигающий тьму, словно вода, добела отмывающая белье. И тогда он откупоривал их, капал немного на руки, растирал и, подставив ладонь под свет спички, ждал, когда же наконец его руки станут белыми, как хлопковые перчатки. Но ничего не происходило, и он утешал себя тем, что, может быть, это произойдет завтра ночью или послезавтра, а возвратившись в постель, все лежал, не сводя глаз со стеклянных бутылок, громоздившихся над ним, как гигантские зеленые жуки, поблескивающие в слабом отсвете уличных фонарей.

«Зачем я это делаю? – думал он. – Зачем?»

– Уолтер? – издалека доносился негромкий голос матери.

– Ты не спишь, Уолтер?

– Нет, ма.

– Давай-ка лучше спи, – говорила она.

Утром он спустился с холма, чтобы в первый раз вблизи увидеть равномерно накатывающее море. Оно для него было каким-то чудом, поскольку никогда раньше он такого не видел. Они приехали из маленького городка в Алабаме, пыльного и душного, где были лишь пересохшие ручьи да грязные ямы: поблизости ни речки, ни озера, если только далеко ехать, – и это была их первая в жизни поездка, когда они на помятом «фордике», что-то негромко напевая, отправились в Калифорнию. Как раз накануне поездки Уолтер набрал нужную сумму, накопленную за год, и отослал деньги за двенадцать бутылок волшебного лосьона, которые пришли всего за день до отъезда. Так что ему пришлось упаковать их в коробки и тащить через долины и пустыни Америки, потихоньку пробуя то один, то другой лосьон в захудалых мотелях и уборных по дороге. В машине он садился на переднее сиденье, запрокинув голову, закрыв глаза, подставляя солнцу намазанное лосьоном лицо и ожидая, когда же оно станет молочно-белым. «Я уже вижу, – говорил он себе каждый вечер. – Я стал чуть-чуть белее».

– Уолтер, – говорила мать. – Что это за запах? Что это у тебя на лице?

– Ничего, мам, ничего.

Ничего? Он прошел по песку, остановился у зеленой воды, вынул из кармана один из флаконов, вылил тонкое колечко белесоватого вещества в ладонь и размазал его по лицу и рукам. Он мог бы, как ворон, лежать сегодня у моря весь день, чтобы солнце вытравливало добела его темную кожу. Может, ему нырнуть в волны, чтобы они хорошенько перелопатили его, как стиральная машина перелопачивает какую-нибудь темную тряпку, а потом выкинули бы его, задыхающегося, на песок сохнуть и жариться на солнце, пока на песке не останется лишь тонкий скелет, словно остов какого-то доисторического животного – белый, как мел, свежий и чистый.

«Результат ГАРАНТИРОВАН», – гласили красные буквы на этикетке. Это слово пылало в его мозгу. ГАРАНТИРОВАН!

– Уолтер, – опешив, скажет мать. – Что с тобой случилось? Ты ли это, сынок? Господи, ты белый, как молоко, сынок, белый, как снег!

Было жарко. Уолтер приостановился у мостков и снял ботинки. За его спиной от ларька с хот-догами доносились волны разогретого воздуха, запахи лука, горячих булочек и франкфуртских сосисок. Из окошка выглянул человек с изрытым оспинами потным лицом и посмотрел на Уолтера; Уолтер, отведя взгляд, смущенно кивнул. Через минуту дверца ларька хлопнула, и Уолтер услышал звук решительно приближающихся шагов. Человек остановился, глядя в упор на Уолтера: в одной руке у него была серебряная лопаточка, на голове – засаленный и серый поварской колпак.

– Шел бы ты отсюда, – сказал он.

– Простите, сэр?

– Я сказал, пляж для ниггеров вон там. – Человек кивнул в том направлении, не сводя глаз с Уолтера. – Я не хочу, чтобы ты тут ошивался.

Уолтер удивленно смотрел на этого человека.

– Но это же Калифорния, – возразил он.

– Ты что, препираться со мной вздумал? – спросил тот.

– Нет, сэр, просто я сказал, что мы не на Юге, сэр.

– Где я, там и Юг, – отрезал человек и пошел назад к своему ларьку, там он шлепнул несколько бургеров на решетку и яростно припечатал их своей лопаткой, сверля Уолтера огненным взглядом.

Уолтер неторопливо повернул свое длинное тело и зашагал к северу. Диковинность и необычайность этого пляжа нахлынула на него волной прибоя и мелкого текучего песка. Дойдя до самого конца дощатой дорожки, он остановился и осторожно посмотрел на лежащего человека.

На белом песке в свободно изогнутой позе растянулся белый парнишка.

В огромных глазах Уолтера блеснул огонек удивления. Белые вообще все странные, но этот был страннее их всех, вместе взятых и завернутых в один кулек. Не сводя с него глаз, Уолтер похлопал одной коричневой ногой о другую. Похоже, белый парнишка чего-то ждал здесь, лежа на песке.

Он то и дело бросал нахмуренный взгляд на свои руки, поглаживал их, заглядывал себе через плечо, осматривая спину, пристально смотрел на свой живот и крепкие, стройные ноги.

Обеспокоенный, Уолтер сошел вниз с дощатой дорожки. Он сделал несколько осторожных шагов по песку и, с надеждой и тревогой облизнув пересохшие губы, встал над белым парнишкой, отбрасывая на него свою тень.

Белый мальчик лежал, безвольно раскинувшись, как марионетка без своих веревочек, совершенно расслабленный. Длинная тень легла на его руки, и он поднял на Уолтера спокойный взгляд, затем посмотрел в сторону, затем снова на Уолтера.

Уолтер подошел поближе, застенчиво улыбнулся и уставился куда-то вдаль, словно белый мальчишка смотрел вовсе не на него.

Паренек усмехнулся:

– Привет.

– Здорово, – очень тихо отозвался Уолтер.

– Отличный денек.

– Похоже на то, – улыбаясь, сказал Уолтер.

Но с места не сдвинулся. Он стоял, держа свои длинные, тонкие пальцы на боках и предоставив ветру гулять в убористых рядах своих черных волос, пока наконец белый паренек не сказал:

– Плюхайся рядом!

– Спасибо, – ответил Уолтер, немедленно повинуясь.

Паренек окинул взглядом все вокруг.

– Сегодня здесь маловато ребят.

– Лето кончилось, – осторожно заметил Уолтер.

– Да. Уроки начались неделю назад.

Они помолчали.

– Ты уже закончил школу? – спросил Уолтер.

– Да, в июне. Все лето работал, не было даже времени сходить на пляж.

– А теперь наверстываешь упущенное?

– М-да. Только вот не знаю, удастся ли загореть за две недели. В начале октября мне надо ехать в Чикаго.

– А-а-а, – понимающе кивнул Уолтер. – А я-то каждый день смотрел на тебя и думал, что ты тут делаешь.

Паренек вздохнул, лениво откинув голову на скрещенные руки.

– Что может быть лучше пляжа! Тебя как зовут? Меня – Билл.

– А я Уолтер. Привет, Билл.

– Здорово, Уолт.

На берег набежала тихая, сверкающая волна.

– Значит, тебе нравится пляж? – спросил Уолтер.

– Конечно, видел бы ты меня позапрошлым летом!

– Готов поспорить, ты тогда весь сгорел, – сказал Уолтер.

– Черта с два, я никогда не сгораю. Я только чернею и чернею. Становлюсь черным, как ниг… – Белый парнишка запнулся и умолк. На лице вспыхнул розовый румянец. – Я становлюсь совершенно черным, – неуверенно закончил он, от смущения не глядя на Уолтера.

Тряхнув головой, Уолтер тихонько, почти грустно рассмеялся, показывая, что не обратил внимания на обидные слова.

Билл с удивлением посмотрел на него:

– Что тут смешного?

– Ничего, – ответил Уолтер, глядя на бледные длинные руки, едва загорелые ноги и белый живот паренька. – Абсолютно ничего.

Билл растянулся, словно белый кот, стараясь вобрать в себя побольше солнца, чтобы оно прогрело каждую его расслабленную косточку.

– Сними рубашку, Уолт. Погрейся на солнышке.

– Нет, не могу, – сказал Уолтер.

– Почему?

– Я обгорю, – ответил Уолтер.

– Ха! – воскликнул белый паренек. И тут же, спохватившись, быстро отвернулся, заткнув себе рот ладонью. Он потупил взгляд, потом снова поднял глаза. – Прости, я думал, ты шутишь.

Уолтер опустил голову, моргая своими длинными красивыми ресницами.

– Все в порядке, – сказал он. – Я знал, что ты так подумаешь.

Билл посмотрел на Уолтера, как будто видел его в первый раз. Не зная, куда деваться от смущения, Уолтер подсунул свои голые пятки под ягодицы, потому что они показались ему вдруг поразительно похожими на коричневые галоши. Коричневые галоши, потрепанные бурей, которая словно бы так толком и не началась.

Билл смутился.

– Я никогда об этом не задумывался. Я не знал.

– Да-да, мы тоже обгораем, – сказал Уолтер. – Стоит мне только скинуть рубашку, и – бац! – я уже весь в волдырях! Честное слово, мы обгораем.

– Черт бы меня побрал, – сказал Билл. – Черт меня дери. Я должен был это знать. Похоже, мы не слишком задумываемся о таких вещах.

Уолтер просеял песок в ладонь.

– Нет, – медленно произнес он, – похоже, не слишком.

Он поднялся.

– Ладно, пойду-ка я лучше обратно в гостиницу. Надо помочь матери на кухне.

– Увидимся, Уолт.

– Конечно. Завтра и послезавтра.

– О"кей. Пока.

Уолтер помахал рукой и стал быстро взбираться на прибрежный холм. На вершине он оглянулся. Билл по-прежнему лежал на песке, чего-то ожидая.

Уолтер закусил губу и встряхнул пальцами.

– Господи, – сказал он вслух, – этот парень просто чокнутый!

Когда Уолтер был совсем маленьким, он уже тогда пытался изменить порядок вещей. Как-то учительница в школе сказала, указывая на рисунок с рыбой:

– Обратите внимание, как обесцветилась и побелела эта рыба из-за того, что многие поколения ее предков плавали глубоко в Мамонтовой Пещере. Она слепа, ей не нужны зрительные органы, и…

В тот же день, много лет назад, Уолтер во весь дух примчался из школы домой и в нетерпении укрылся наверху, в чердачной каморке мистера Хэмпдена, дворника. Снаружи вовсю палило горячее алабамское солнце. Уолтер свернулся клубочком в этой нафталиновой темноте, слушая, как барабанно стучит его сердце. По пыльным доскам прошуршала мышь.

Он все понял. Белый человек, работающий на солнце, становится черным. Черный мальчик, прячущийся в темноте, становится белым. Ну конечно! Логично? Логично! Если что-то происходит одним образом, то другое должно происходить другим образом, верно?

Он лежал на этом чердаке, пока голод не заставил его спуститься вниз.

Уже стемнело. Зажглись звезды.

Он внимательно посмотрел на свои руки.

Они были по-прежнему коричневыми.

Ничего, подождем до утра! Это не считается! В темноте разницы не увидишь, нет, сэр! Подождем, подождем! Вдохнув полной грудью, остаток пути вниз по лестнице этого старого дома он проделал бегом, помчался скорей через рощицу в мамину хибарку и, не вынимая рук из карманов и не открывая глаз, скользнул в кровать. Он много думал, прежде чем заснуть.

Утром он проснулся в клетке из солнечных лучей, проникших сквозь единственное тесное окошко.

Его руки лежали поверх рваного лоскутного одеяла все такие же черные-пречерные.

Испустив тяжкий вздох, он зарылся лицом в подушку.

Каждый день после полудня Уолтера снова и снова тянуло на набережную, и каждый раз он делал огромный крюк, аккуратно обходя стороной торговца хот-догами и его тележку.

Происходит что-то очень-очень важное, думал Уолтер. Что-то меняется, эволюционирует. Он всматривался в мельчайшие детали умирающего лета, и это наводило его на глубокие раздумья. Все время до самого конца этого лета он пытался вникнуть в его суть. А осень уже вставала прибрежной волной, нависала над его головой и парила, вот-вот готовая обрушиться.

Каждый день Билл и Уолтер болтали вдвоем, так шел час за часом, а их руки, лежавшие рядом, начинали походить друг на друга, что до странности радовало Уолтера, завороженно наблюдавшего, как происходит это превращение, которое Билл заранее планировал и ради которого так терпеливо тратил свое время.

Билл чертил на песке рисунки бледной рукой, которая день ото дня становилась все чернее. Солнце окрасило каждый ее палец.

По субботам и воскресеньям приходили и другие белые парни. Уолтер хотел было пройти мимо, но Билл окликнул его и сказал, чтобы он оставался, черт побери! И Уолтер играл вместе с ними в волейбол.

Лето купало их в горячем пламени песка и зеленом пламени волны, пока не выполоскало их и не отлакировало дочерна. Впервые в своей жизни Уолтер чувствовал себя частью людской общности. Одним из людей, которые по своему выбору влезли в его кожу и приплясывали, становясь всё черней, по обе стороны от высокой волейбольной сетки, перебрасывая через нее мяч и заливистый смех, в шутку боролись с Уолтером, подначивали его и сталкивали в море.

Наконец однажды Билл похлопал Уолтера по запястью и вскричал:

– Смотри, Уолтер!

Уолтер посмотрел.

– Я чернее тебя, Уолт! – с удивлением воскликнул Билл.

– Черт возьми, черт меня побери, – бормотал Уолтер, переводя взгляд с одного запястья на другое. – М-м-м, хм, хм. Да, сэр, ты чернее меня, Билл. Точно, чернее.

Пальцы Билла задержались на запястье Уолтера, лицо вдруг приняло какое-то ошеломленное, слегка нахмуренное выражение, нижняя губа отвисла, а мысли лихорадочно замелькали в глазах. С резким смехом он отдернул руку и перевел взгляд на море.

– Вечером надену белую спортивную рубашку. Она будет шикарно смотреться. Белая рубашка с моим загаром – просто класс!

– Клянусь, это будет красиво, – сказал Уолтер, стараясь рассмотреть, на что же так уставился Билл. – Многие цветные носят черное и рубашки винного цвета, чтобы их лица казались белее.

– Это правда, Уолт? Я не знал.

Казалось, Билл почувствовал себя неловко, как будто подумал о чем-то для него невыносимом. И вдруг, словно его осенило, он сказал Уолтеру:

– Эй, вот деньги. Пойди купи нам с тобой парочку хот-догов.

Уолтер благодарно улыбнулся.

– Этот продавец хот-догов меня недолюбливает.

– Все равно, возьми деньги и иди. Наплюй на него.

– Ладно, – с неохотой сказал Уолтер. – Тебе всего положить?

– Полный набор!

Уолтер вприпрыжку помчался по горячему песку. Запрыгнув на дорожку, он вошел под ароматный навес палатки и остановился перед прилавком, насвистывая, – высокий, осанистый.

– Два полных хот-дога с собой, пожалуйста, – сказал он.

Человек за прилавком застыл с лопаткой в руке. Он просто стоял, рассматривая Уолтера дюйм за дюймом, во всех подробностях, вертя в своих тощих пальцах лопатку. Молча.

Когда Уолтеру надоело стоять так, он повернулся и пошел прочь.

Уолтер шел не торопясь, позвякивая монетами в своей большой ладони и делая вид, будто ему наплевать. Звяканье прекратилось, когда Билл схватил его за плечи.

– Что случилось, Уолт?

– Этот тип все смотрел и смотрел на меня, вот и все.

Билл повернул его обратно.

– Давай! Мы получим эти чертовы хот-доги, или не знаю, что я сделаю!

Уолтер отступил.

– Я не хочу неприятностей.

– Ладно. Черт. Я сам куплю хот-доги. Жди здесь.

Билл подбежал к затененному прилавку и встал, облокотившись.

Уолтер ясно видел и слышал все, что произошло в следующие десять секунд.

Продавец хот-догов вскинул голову и бросил на Билла огненный взгляд.

– Проклятье, черномазый, опять ты здесь! – закричал он.

Наступило молчание.

Билл еще больше склонился над прилавком, ожидая.

Продавец хот-догов вдруг суетливо рассмеялся.

– Черт бы меня побрал. Привет, Билл! От воды слепит… ты выглядел точно как… Что желаешь?

Билл поймал продавца за локоть.

– Что-то не пойму. Я ведь чернее его. Так что же ты лижешь мой зад?

Лавочник не знал, что ответить.

– Но, Билл, ты стоял против света…

– А пошел ты!

Билл вышел под яркие лучи солнца, побледневший под своим загаром, взял Уолтера за локоть и зашагал прочь.

– Пошли, Уолт. Я не голоден.

– Странно, – отозвался Уолтер. – Я тоже.

Две недели закончились. Пришла осень. Два дня стоял холодный соленый туман, и Уолтер подумал было, что никогда больше не увидит Билла. Он бродил один вдоль набережной. Здесь было так тихо. Смолкли гудки. Деревянная обшивка последней из оставшихся палаток с хотдогами была сорвана и наспех прибита гвоздями, а по серому песку остывающего пляжа носился буйный одинокий ветер.

Во вторник на короткий миг выглянуло солнце, и, конечно, появился Билл, одиноко раскинулся на пустынном пляже.

– Думаю, это последний раз, что я пришел сюда, – сказал он, когда Уолт присел рядом. – Так что мы больше не увидимся.

– Едешь в Чикаго?

– Да. Все равно здесь уже нет солнца; во всяком случае, такого солнца, как я люблю. Так что лучше двигать на восток.

– Пожалуй, ты прав, – поддержал Уолтер.

– Мы неплохо провели эти две недели, – сказал Билл.

Уолтер кивнул.

– Мы отлично провели эти две недели.

– И я неплохо загорел.

– Очень неплохо.

– Правда, загар уже начинает сходить, – с сожалением продолжал Билл. – Жаль, что нет времени загореть так, чтоб держалось.

Он заглянул через плечо на свою спину и, согнув руки в локтях, пальцами стал проводить какие-то хватательные манипуляции.

– Смотри, Уолт, эта чертова кожа уже слезает, да к тому же чешется. Тебя не затруднит немного посдирать ее с меня?

– Не затруднит, – ответил Уолтер. – Повернись.

Билл молча повернулся, и Уолтер, с сияющими глазами, протянул руку и осторожно оторвал полоску кожи.

Кусочек за кусочком, чешуйка за чешуйкой, полоска за полоской он снимал темную кожу с мускулистой спины Билла, с его крепких плеч, шеи и позвоночника, обнажая бело-розовую подстежку.

Когда он закончил, Билл выглядел раздетым, одиноким и жалким, и Уолтер понял: он что-то сотворил с Биллом, но Билл принимает это философски, совершенно не беспокоясь, и тогда – впервые за все лето! – в голове Уолтера сверкнула яркая вспышка.

Он сотворил с Биллом нечто, что было правильно и естественно, чего нельзя избежать, от чего нельзя уклониться: так есть и так должно быть. Билл все лето ждал этого и думал, будто что-то обрел, но на самом деле этого не было. Ему лишь казалось, что оно есть.

Ветер унес прочь обрывки кожи.

– Ради этого ты пролежал здесь весь июль и август, – медленно проговорил Уолтер. Он выпустил из пальцев кусочек кожицы. – И все исчезло. А я терпел всю свою жизнь, и вот оно тоже уходит.

Он гордо повернулся спиной к Биллу и то ли с грустью, то ли с облегчением, но спокойно, сказал:

– А теперь попробуй-ка содрать ее с меня!

В русских изданиях рассказ 1946 года «Chrysalis», о котором идет речь, назывался «Куколка» (пер. Н. Гончар) и «Превращение» (пер. Норы Галь). В данном сборнике рассказ «Chrysalis» называется «Куколка», чтобы избежать путаницы с другим рассказом этого же сборника «Превращение» («The Transformation»). (Прим. переводчика.)

Вступление ЖИВ, ЗДОРОВ, ПИШУ

Что можно сказать о моем сокровенном "я", о моем подсознании, о моем творческом демоне, который пишет за меня все эти рассказы?

Постараюсь найти какой-нибудь свежий способ, чтобы проникнуть в этот процесс, который вот уже семьдесят лет заставляет меня жить, двигаться и писать.

Двумя наглядными примерами того, как я работал, начиная с сороковых годов и до сегодняшнего времени, являются мои рассказы «Куколка» и «Собиратель». (Прим.: «Куколка» в этом сборнике отличается от одноименного рассказа, опубликованного в 1946 году в журнала «Эмейзинг сториз» и позднее включенного в сборник "К" значит космос" («S is for Space»). Просто мне так понравилось это название, что я использовал его дважды.)

Когда-то, в сороковые мы с братом долгими летними днями проводили все свое свободное время на пляже. Он был настоящим серфингистом, а я плавал без доски и время от времени слонялся у причала Санта-Моники и перезнакомился со всеми волейбольными игроками и силачами, поднимавшими тяжести. Среди приобретенных друзей было и несколько цветных (в те времена все говорили «цветной»; термины «черный» и «афроамериканец» появились многими годами позже).

Меня заинтересовала идея о том, что цветные в самом деле способны сгореть на солнце; раньше такая мысль никогда не приходила мне в голову. Метафора налицо, я написал рассказ «Куколка», и вот теперь он впервые увидел свет. Я написал этот рассказ и отложил в стол задолго до начала движения за права человека; это продукт своей эпохи, и я надеюсь, он выдержит проверку временем.

«Будем самими собой» — это результат того, что я вырос в доме своей бабушки и отчасти был воспитан чернокожей няней по имени Сьюзен. Это была удивительная женщина, и все свое детство один раз в неделю я с нетерпением ждал ее прихода.

Когда в 1934 году моя семья переехала на запад, я потерял связь с большинством своих друзей в Уокегане, включая и Сьюзен. Она написала мне вдогонку, спрашивая, не может ли она поехать с нами и быть служанкой в нашей семье. Увы, это был разгар Великой депрессии, мой отец потерял работу, а брат поступил в Гражданский корпус охраны природных ресурсов, чтобы не быть обузой для нашей семьи. Мы были бедны, как церковные мыши, и сами едва держались на плаву. Мне пришлось написать Сьюзен, поблагодарить ее за доброту и пожелать ей счастья в будущем. Это навело меня на мысль когда-нибудь приехать в Уокеган, навестить друзей и повидаться с Сьюзен. Этого так и не произошло, но рассказ стал следствием того, как я воображал себе будущее, и того, что я оказался совсем не таким человеком, каким мне хотелось быть. Я получил известия о Сьюзен много лет спустя: она благополучно пережила весь оставшийся период Великой депрессии.

«Собиратель» — это уже совсем другой рассказ. Много лет назад, во время путешествия через Атлантику, мы с моей женой Мэгги встретили одного удивительного собирателя книг и основателя библиотек. Мы провели несколько часов в его обществе, и нас страшно заинтересовали невероятные истории, которые он рассказывал о своей жизни.

В конце нашей встречи мы оба, я и моя жена, были поражены одним неожиданным поворотом, о котором вы прочтете в рассказе.

Двадцать лет я хранил память об этом путешествии и о том джентльмене, но так и не использовал подаренную им метафору.

Но за прошедшие шесть недель со мной произошло нечто странное и удивительное. В начале ноября моя жена заболела, ее увезли в больницу, и она умерла как раз накануне дня Благодарения. Во время ее болезни и после, впервые за семьдесят лет, мой демон смирно сидел внутри меня. Не стало моей музы, моей Мэгги, и демон не знал, что ему делать.

Счастье, как известно, может встретиться нам в жизни в самом разном и причудливом виде. Если уметь смотреть и видеть, никогда не терять надежду, то быстро убеждаешься, что Счастье попадается нам на глаза постоянно - то там, то здесь, меняя облик и оставляя самые разнообразные знаки, по которым знающий, верящий и упорный может всегда его отыскать.

Оно может возникнуть рядом в виде букета сирени в руках юной девушки, внезапно захлестнув густым ароматом весны. Или заставить взглянуть на себя яркими красками заката, исчезающей золотой дорожкой на море. Счастье может явиться в виде миража, тайны, сахарного черепа, строки стихотворения, скрываться в густом желтом напитке, концентрате лета, разлитом в бутылочки с надписью «Вино из одуванчиков».

А еще оно может принять облик маленького беззащитного котенка, одиноко сидящего на обочине шоссе. И если у Вас хватит смелости и мудрости заметить этот знак Судьбы, остановиться и протянуть к нему руку, то, возможно, Вы больше никогда не будете одинокими, если, конечно, не упустите свой шанс.

Это гениальный рассказ. Маленькое чудо, как тот котенок, который сводит в нем судьбы двух одиноких и несчастных людей. Простой по форме и содержанию, трогательный, но не сентиментальный, оставляющий после себя легкое и светлое ощущение, как глоток свежей воды или того самого, любимого Мастером, летнего солнечного вина. Маленький рассказ - всего лишь слова, улыбкой прогоняющие внезапно набегающие слезы.

А что котенок? Он сделал свое дело и, как всякий котенок, теперь может сладко спать на подушке, обеспечив себе пожизненную любовь и заботу. А Счастье? Часть его навсегда останется с обретшими его людьми, а часть отправится дальше, чтобы оставлять знаки и приметы для многих тех, кто его ищет и не теряет надежду найти.

Оценка: 10

Иногда кажется, что для Брэдбери нужно придумать отдельные классификационные категории - не «психологическое, производственное, философское», а что-то вроде «сочетание нежной усмешки с ощущением фонтанирующей радости жизни». Всего-то дорога, одинокий котенок и два человека - а сколько удовольствия от этой маленькой вещи. И как это классифицировать прикажете - как глоток прохладного вина в жаркий день? яблоко, у которого вся сердцевинка розовая и прозрачная от солнца? Один из рассказов Брэдбери, попадающих в категорию «простые радости жизни»:)

Оценка: 9

Я любитель кошек, и я вправду в восторге! Это принципиально важно, что отношение человека к кошке, особенно к маленькому кошачьму детёнышу - очень много рассказывает другим людям, что это за человек. «... а ты не такой плохой» - это дорогого стоит. Я и вправду чувствую, что у молодых людей впереди хорошая жизнь, полная счастья - ведь именно кошка - хранительница очага; а если это кот - то при нём хозяйка никогда не почувствует себя одинокой, и этот хвостатый хозяин дома не впустит туда ни несчастий, ни нечисти. А мужчина, способный пожалеть и позаботиться о крохотном слабом существе уж и подавно сможет позаботиться о своей женщине, чтобы она знала, что у неё есть защитник и спутник на всю жизнь.

И вообще, кошки предотвращают ссоры в семье - это я знаю достоверно.

Бредбери, просто клад какой-то, открываются всё новые и новые чудесные стороны его творчества!

Оценка: 10

Какой же мелочи бывает достаточно, чтобы случилось нечто из ряда вон выходящее! Например, достаточно двоим людям увидеть котёнка - и с этого момента некоторые аспекты жизни расцветут.

Интересно, почему бы лечащимся от депрессии не дать этот рассказ? Терапевтическая доза - 1 прочтение за день, не больше. Иначе не захочется возвращаться в наш мир.

Оценка: 9

Говорят – в нашем мире романтика умерла. Говорят – в нашем мире не осталось доброты. Те, кто так говорят – ни разу не читали Брэдберри, и уж точно ни разу не читали рассказ «Кошкина пижама».

Брэдберри мастер создания поразительной теплой, романтичной, доброй и уютной атмосферы. Атмосферы умиротворения и чувства, что все будет хорошо. Читая Кошкину пижаму, именно такое чувство и возникает. Вообще, конечно, эти чувства возникают не только при прочтении Кошкиной Пижамы, а и при прочтении всего сборника рассказов. И если Гринтаунский сборник рассказов можно ассоциировать со словом Лето (именно так – с большой буквы Л!), то сборник Кошкина Пижама можно ассоциировать со словом Доброта (опять же, большой буквы).

Оценка: 10

Рассказ очень добрый и милый. И не слишком обращаешь внимание на то, что сюжет (по-моему) совершенно неправдоподобный, - стоит ли ломать копья из-за только что увиденного котенка, которых на каждом углу бесладно раздают (опять же - это у нас...). А то, что животные очень сближают людей - это безусловно. и опять же по отношению человека к зверушкам можно понять суть человека. :smile:

А вообще-то жаль кошку, на которую напялят пижаму... :frown:

Оценка: 9

Добрый, светлый рассказ, каких у Рэя Брэдбери много. Этот примечателен встречей двух красивых людей-кошатников, и оказавшимся между ними маленьким черным усатым комочком шерсти, из-за которого и происходит вся завязка. Кто заберёт котёнка к себе? - Неразрешимая загадка:)

Дядюшка Рэй забавен: у него даже главных героев зовут Кэтрин и Том. Далее они рассказывают друг другу классические случаи про кошек, которые тронут любого кошатника. Да и сам диалог двух молодых людей... он настолько осторожный, настолько, как бы это сказать, наступающий аккуратной поступью кошки по земле... А в итоге-то? В итоге они вместе! И мы вроде как и не поняли, как так всё получилось:) Фокус, одним словом.

Оценка: 9

Тонкая психология Брэдберри. Удачное начало любви. Большой или маленькой? На всю жизнь или на один день? Это автор оставляет за рамками рассказа. Но на нашу долю приходится изумительно нежное повестование о двух немного безумных кошатниках) Светлый, отчаянно роматичный и безусловно мастерски написанный рассказ. Браво, Маэстро!

Оценка: 7

Сентиментальный, добрый и, на первый взгляд, не фантастический рассказ. Кошатница и кошатник не поделили котёнка, которого нашли на дороге. С этого началось их знакомство, которое перерастает в нечто большее. Но какова вероятность, что подобная история моет случится в реальной жизни?