Несостоятельность в психологии. Становимся счастливее. Испорченность кредитной истории

статья Дарьи Кутузовой

Чувство личностной несостоятельности — что ты ненастоящий, не состоявшийся человек — в современном мире заполучить очень просто. Даже здоровому человеку, а что говорить о тех, у кого в жизни есть хроническая болезнь? Им приходится разбираться с чувством личностной несостоятельности гораздо чаще. Как можно чувствовать себя «настоящим», «состоявшимся», «нормальным», «успешным» человеком, если дела не делаются, в сторону мечты часто получается только лежать, планы приходится отменять, людей подводить, целые большие области жизни ставить «на паузу» на неопределенный срок, и т.д. и т.п.?

Мне это знакомо и как человеку, чье тело иногда устраивает сюрпризы и не может «оптимально функционировать», и как человеку, чьи близкие — родитель, партнер, ребенок, друзья, — тоже живут с хроническими заболеваниями. Я вижу, каким образом определения «успеха», рассчитанные на здоровых людей, давят на меня, и как легко они отправляют меня в «штопор» негативных заключений о моей собственной идентичности.

В нарративной терапии мне очень нравится идея о множестве со-существующих в обществе дискурсов. Ни один из них не представляет собой «истину», но некоторые дискурсы более влиятельны, чем другие, и мы живем под их влиянием и испытываем на себе его последствия. А последствия могут быть весьма болезненными и ограничивающими. Хорошая новость в том, что у нас есть право выбрать для себя какой-то другой дискурс, найти или создать сообщество людей, которые будут поддерживать другие ценности, вместо тех норм и стандартов, которым нас обязывает соответствовать доминирующий дискурс (а у нас не получается, и мы страдаем от неудачи).

Майкл Уайт разработал серию наводящих вопросов, которые могут помочь нам лучше осознать, каким именно нормам мы стараемся привести себя в соответствие и исследовать наши собственные способы освободиться от их тирании, а также лучше понять наши способы создавать такие миры, которые для нас гораздо более уютны и обитаемы.

Здесь я попытаюсь адаптировать эти вопросы для самостоятельного письменного самоисследования и приведу пример своей работы с этими вопросами, чтобы и для себя кое в чем разобраться.

Как всегда, напоминаю о технике безопасности при работе с письменными практиками.

РАБОТА С ЧУВСТВОМ ЛИЧНОСТНОЙ НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ (адаптация вопросов Майкла Уайта)

1. «В какие именно нормы и стандарты вы не вписываетесь, каким требованиям не соответствуете?»

Иначе говоря, какие-то «они там» настаивают, что вы должны проявлять определенные умения, качества, достигать чего-то определенного, а вы вот нет. Что это за умения, качества и достижения?

Закончите предложение:

«Я усвоил, что должен мочь ____________________ (а я не могу (делать это достаточно хорошо))»

Я усвоила, что должна мочь ставить цели, строить планы, выполнять их, выполнять свои обязательства перед другими людьми, сдавать работу в срок, успевать к дедлайнам, быть успешной, независимой, компетентной, совершать постоянное усилие, быть упорной, продуктивной и организованной.

2. «Что вы испытываете, когда не соответствуете этим нормам, стандартам и требованиям? Что вы делаете, чтобы привести себя в соответствие им? Какие практики самодисциплинирования вы применяете к себе?»

Другими словами, каким образом вы «берете себя в руки» и «собираетесь», откликаясь на призыв «соберись, тряпка»? Что вы начинаете делать?

Закончите предложения:

«Когда я чувствую, что я недостаточно ______________________ (вставьте перечисление норм и стандартов из предыдущего вопроса), я чувствую ______________________. Когда я чувствую, что недостаточно ____________________, я начинаю «работать над собой» следующим образом:______________________»

Когда я чувствую, что недостаточно хорошо ставлю цели и еще хуже их достигаю, что я недостаточно независима, успешна, продуктивна и организованна, я чувствую разочарование в себе. Я чувствую, что мне никогда не удастся реализовать свои мечты, я расстраиваюсь, унываю, теряю мотивацию. Я начинаю пересматривать мою систему самоорганизации, трачу время на составление вариативных планов с учетом разных меняющихся условий, я заимствую стратегии и тактики, придуманные другими людьми в отличающихся ситуациях и начинаю пытаться приложить их к своей жизни, чтобы жизнь стала более отрегулированной, более предсказуемой, более подконтрольной. Я начинаю «нарезать» время на все более маленькие «куски».

4. «Бывают ли какие-то моменты, когда власть стандартов и норм над вами не абсолютна? Бывают ли какие-то моменты, когда вы не прикладываете к себе усилия, чтобы привести себя в соответствие нормам? Может быть, в какие-то моменты вы протестуете против них, саботируете их, игнорируете их или даете себе передышку?»

Другими словами, когда и где вы позволяете себе не плясать под эту дуду?

Закончите предложения:

«Хотя я знаю, что должен быть _________________ и делать ___________________ (вставьте ответы на первый и второй вопросы), чтобы соответствовать стандартам и нормам, иногда я могу этого не делать. Я могу этого не делать, когда ______________________»

Хотя я знаю, что должна быть успешной, продуктивной и организованной, ставить цели и достигать их вовремя, и хотя я знаю, что должна пересмотреть свою систему самоорганизации и попробовать внедрить в свою жизнь решения, найденные другими людьми в других обстоятельствах, чтобы сделать мою жизнь более подконтрольной, регулируемой и предсказуемой, иногда я могу этого не делать. Я могу этого не делать тогда, когда мои тело и душа, или тела и души тех, кого я люблю, требуют непосредственной заботы, присутствия, отзывчивости — тогда я следую потоку от момента к моменту.

4. «Что вы говорите себе и что делаете, чтобы усилить свою способность выдержать давление норм и стандартов — и практик приведения себя в соответствие с ними? На что вы полагаетесь, что поддерживает вас в вашем выборе не соответствовать?»

Другими словами, я усиливаю свою способность отказываться соответствовать — я могу ради чего-то пожертвовать соответствием нормам и стандартам. Я поддерживаю себя в этом, прежде всего, определенными словами, к себе обращенными.

Закончите предложение:

«Я становлюсь способной выдерживать давление норм и стандартов _____________, сопротивляться им и действовать по-другому за счет того, что говорю себе ________________________»

Я становлюсь способной выдерживать давление норм и стандартов успешности, организованности, продуктивности, постановки целей и их достижения, я становлюсь способной сопротивляться им и действовать по-другому за счет того, что говорю себе: «Я открыта нуждам текущего момента. Я отзывчива, я присутствую, я стараюсь вносить в эту ситуацию лучшее, на что я способна. Кто знает, что в конце моей жизни будет иметь больший вес, след из достигнутых целей, который я оставлю по себе, или те смыслы, тот опыт совместности, который мы прожили вместе с людьми. Я следую тому, что говорят мне мое сердце — и чувство ответственности».

5. «Этот протест против гегемонии стандартов и норм, несомненно, является отражением каких-то крайне важных ценностей в вашей жизни. Настолько важных, что вы не готовы отказаться от них, даже в том случае, если вы в чьих-то глазах станете «несостоятельным». Что настолько значимо для вас? От чего вы не готовы отказаться, что не готовы предать?»

«Я становлюсь способным сопротивляться давлению норм и стандартов, потому что я не готов предать ценности _______________________, которые крайне важны для меня. Я не могу прекратить занимать позицию против __________________ и за __________________. Именно в этом я вижу свою самую настоящую, подлинную ответственность».

Я становлюсь способной сопротивляться давлению норм и стандартов, потому что я не готова предать ценности заботы, отзывчивости, сострадания, готовности быть рядом, признания трудностей, с которыми имеют дело люди, и готовности делать лучшее из того, что я могу, чтобы устанавливать настоящие, глубокие человеческие отношения и облегчать боль. Я не могу прекратить занимать позицию против последствий хронической болезни и хроничекой боли — и за то, чтобы в жизни людей был максимум смысла и реализованности, при всех привходящих обстоятельствах. Именно в этом я вижу свою самую настоящую, подлинную ответственность. Я замедляюсь, потому что люди, которых я люблю, не могут бежать быстро (или вообще не могут бежать).

6. «Когда вы защищаете эти ценности, отстаиваете их, какое мировоззрение воплощается в этом вашем выборе? Где и когда вы находите своих «союзников в культуре», где ваше прибежище, к чему вы чувствуете причастность? Какие жизненные принципы разделяют эти люди?»

Закончите следующие предложения:

«Я распознаю те ценности, которые я описала выше, как то, под чем могли бы подписаться и _____________. Мне очень близко их понимание __________________ (идеалов, к которым они стремятся), я думаю, что если бы в мире этого было бы больше, мир был бы лучше. Из того, что делают эти люди, мне очень нравятся практики ___________________»

Я распознаю те ценности, которые я описала выше, как то, под чем могли бы подписаться и маги из Дома Хаффлпафф в Хогвартсе. Мне очень близко их понимание солидарности, взаимной поддержки и сотрудничества («придем к финишу последними, зато дойдем все, никого из своих не бросим по дороге»). Это также напоминает мне о буддизме махаяны с идеалом сострадательного боддхисаттвы («не уходить в нирвану до тех пор, пока хотя бы одна травинка живет непросветленной и страдает»), а также миссию квакеров, их отзывчивость и задачу высвечивания-укрепления лучшего в каждом человеке, не исключая себя («идти по миру бодро и легко, отзываясь на то, что от Бога в любом человеке»). Мне кажется, если бы в мире этого больше, мир был бы лучше. Мне нравятся их практики различания, медитации, слушания тихого голоса внутри, следования его водительству, честного рассмотрения жизни, подотчетности, сообщества, приумножения хорошего, и служения.

7. «Что вы делаете в своей повседневной жизни, чтобы оставаться в контакте с этими идеалами, принципами и практиками? Когда вы больше в контакте с ними, как это чувствуется? Есть ли для вас разница между тем, как чувствуется приведение себя в соответствие стандартам и нормам, и тем, как чувствуется действие, настроенное на принципы и идеалы? Если есть разница, то в чем она?
Что могло бы произойти, если бы вы в своей жизни и работе могли бы в большей степени (в том числе, более открыто) придерживаться этих ценностей, идеалов и принципов? Что в ваших реакциях и поступках стало бы иным?»

Завершите предложения:

«Я уже понемногу встраиваю в свою жизнь некоторые из идеалов, принципов и практик ______________ (вставьте ваш ответ на вопрос №6). Когда я делаю это, я чувствую ________________. Если сравнивать это с приведением себя в соответствие стандартам и нормам _______________, я могу сказать, что ______________________.

Если бы у меня получалось следовать этим ценностям, идеалам и принципам более полно и открыто, это значило бы, что я бы стала ____________________________. В тех ситуациях, которые сейчас вызывают у меня максимум сложностей, я могу попробовать ____________________________ вместо способа действия, бывшего для меня привычным до сих пор».

Я уже понемногу встраиваю в свою жизнь некоторые из идеалов, принципов и практик — такие, как ежедневная медитация, дневниковые практики различания, я делюсь идеями и инсайтами (так для меня реализуется, в частности, приумножение хорошего и служение), я совершаю маленькие шаги каждый день и стремлюсь вносить лучшее, на что я способна, во все, что я делаю.

Когда я делаю это, я чувствую себя менее напряженной, более внимательной, присутствующей в теле, я нахожусь в состоянии спокойного потока. Я не сравниваю себя с другими людьми или с собой-прежде. Если сравнивать это с приведением себя в соответствие стандартам и нормам успешности, продуктивности, организованности, целеполагания и достижения целей, я чувствую себя менее «сфокусированной» на какой-то конкретной задаче и более «рассредоточенной». В этом больше тепла и больше сопричастности.

Если бы у меня получалось следовать этим ценностям, идеалам и принципам более полно и открыто, это значило бы, что я стала бы более открыто приглашать людей, которых я люблю, людей, с которыми я поддерживаю контакт, к размышлению, различанию и озвучиванию их надежд — что хорошего, как им хотелось бы, могло бы происходить в нашей совместности в настоящий момент? В ситуациях, которые сейчас вызывают у меня максимум сложностей, я буду останавливаться, вдыхать, выдыхать, чувствовать, каково моему языку во рту, не напряжен ли он чрезмерно, — и спрашивать всех присутствующих, в том числе и себя, о том, каковы их нужды и надежды; вместо того, чтобы спешить прогнуть ситуацию в сторону «правильного результата» или того способа действия, который проще.

8. «Если позволить себе говорить с определенной долей пафоса, который в данном случае вполне уместен, — какой мир вы хотели бы построить, реализуя те практики, в которых воплощаются ваши принципы и идеалы? Что в этом мире могло бы быть возможно для вас и других людей? Если в этом мире есть место «большим задачам», смыслонаправленному движению, — то какой могла бы быть ваша «большая задача»? Какое сокровище вы ищете, что стремитесь найти или создать?»

Закончите следующие предложения:

«Когда я реализую практики ___________________________ (вставьте ответ на вопрос №7), в которых воплощаются важные для меня принципы и идеалы _____________________ (вставьте ответ на вопрос №6), в глубине души я очень надеюсь, что тем самым я строю более __________________________ мир. В этом мире, люди смогут ____________________, в нем будет больше _____________________ и меньше ________________________. Если у меня есть «большая задача» в этом мире (или в построении этого мира), я думаю, что моя «большая задача» — в том, чтобы ____________________ Я бы хотел найти или создать ________________________»

Когда я реализую практики медитации, различания, остановки, чтобы спросить тех, с кем я в контакте, об их нуждах и надеждах, — практики, воплощающие важные для меня идеалы совместности, сострадания, высвечивания-укрепления лучшего и уникального в каждом человеке, в глубине души я очень надеюсь, что тем самым я строю более человечный, мирный, безопасный мир, мир сотрудничества, понимания, любви и легкости. В таком мире, люди смогут исцеляться и наслаждаться жизнью в ее самых подлинных, простых и прекрасных формах, в нем будет больше искусства, игры, веселья и созерцания — и меньше войны, потребительского отношения, насилия, жестокости и отчуждения.

Если у меня есть «большая задача» в этом мире (или в построении этого мира), я думаю, что моя «большая задача» — в том, чтобы помочь людям исцеляться, чувствовать себя более цельными, чтобы у них внутри был мир, и чтобы они находили способ становиться ближе к себе и к другим, чувствовать причастность и заботиться. Я бы хотела найти или создать способы использовать письменное слово, чтобы люди могли защитить себя от депрессии и последствий травматического стресса.

Вот такие у меня на сегодня ответы. Попробуйте сами — интересно, какие ответы будут у вас?

image by Clare Black on Flickr,https://www.flickr.com/photos/southpaw2305/4599048573/ https://creativecommons.org/licenses/by/2.0/legalcode

Работа с чувством личностной несостоятельности (адаптация вопросов Майкла Уайта)

Чей-то твитт о своих талантах и достижениях расстраивает вас? А обновление статуса вашего соперника в Фейсбуке или Вконтакте вас злит? Пора отстраниться от социальных медиа, забыть о силах, неподвластных вам, и сконцентрироваться лишь на одном: стараться быть лучшим в реальной жизни , а не в виртуальной.

Как правило, когда поручается какая-то важная задача, чувствуешь себя потерянным, сконфуженным, испуганным и одиноким. Неважно, крупный это проект или новые отношения, - шаг в неизвестность может напугать до чёртиков.

Особенно сильно переживает в таких ситуациях тот, кто привык все раскладывать по полочкам, отделять мух от котлет, делить жизнь на белую и черную полосы. С одной стороны, чувствуешь уязвимость. С другой, - готовность к борьбе. Сначала ощущение, что «все пропало, шеф», но в ту же секунду появляется позитивный настрой, а через минуту опять безысходность. Однако спустя какое-то время выясняется, что весь этот водопад эмоций ничем не обоснован.

Просто это привычка постоянно сравнивать себя и собственные достижения с другими. И она ничего хорошего вам не сулит. Что делать, чтобы добиться успеха? Необходимо занять одиночную полосу движения , а чтобы выстроить ее, понадобится много работы, времени и смелости.

Вы сравниваете себя со своими же ощущениями
Когда мы сравниваем себя с другими - свою карьеру, личную жизнь или конкретные действия, - мы соотносим себя лишь с собственным восприятием этого человека. Мы никогда не узнаем его истинную сущность. Восхищаться определенными вещами - рабочей этикой, чувством юмора, стилем одежды - абсолютно нормально, но они являются только частью чего-то большего. Но никогда до конца не узнаешь точно, действительно ли всё так, как это описывают. И порой настоящих интровертов путают с экстравертами.

Не обращайте внимания на бахвальство
Это трудно. Выкорчевать из себя эту привычку полностью, пожалуй, невозможно. Иногда все же чувствуешь обиду или даже зависть по отношению к чужим успехам. Но вокруг нас достаточно успеха для каждого. Радоваться чужим достижениям, когда дико хочется своих, - крайне сложно. Но, если откровенно, именно это достижение так ли необходимо вам?! Выясните, чего вы конкретно хотите, независимо от других.

По ту сторону цифр
Чувство своей несостоятельности, вытекающее из сравнения себя с другими, усугубляется социальными медиа: Твиттером, Фейсбуком, Вконтакте, Инстаграммом и пр.соц.сетями.

Может показаться, что у всех есть, чем похвастаться перед другими , кроме вас. Тем не менее, цифры остаются голыми цифрами - будь то число фолловеров, шары, лайки. Всего лишь цифры. Может быть ваше достижение не так осязаемо, но сам факт его свершения крайне важен для вас, независимо от того, поделились вы им с другими или нет.

Как перестать сравнивать себя с другими
Порой самые любимые вещи - видео, фото, проекты, - которые несут чрезвычайную ценность для вас, получают минимальную шару. И вот так измеряется успех??? Создайте своё собственное определение успеха, свою планку достижений. И измеряйте только по ней только себя!

Один на один с собой
Звучит немного по сумасшедшему, но есть только ВЫ. Вы уникальны . А значит ваш опыт, ваше мировосприятие уникальны. Именно это делает вас особым и удивительным. Но можно быть просто собой, а можно быть лучшей версией себя, насколько это возможно. И как бы вы ни пытались, но у вас все равно не получится стать кем-то другим. Всегда кто-то умнее, выше, стройнее, сильнее или богаче. Игра в царя горы - в данном случае, провальна и физически невозможна.

Адекватное сравнение
Справедливо говорят, что вы настолько хороши, насколько хорош ваш соперник. Иногда конкуренция очень полезна. Она подталкивает вас расширить границы своего сознания. Однако не менее важно, не позволить оппоненту разрушить свои планы по созданию того, что любите и во что вы верите.

Сравнение себя с другими может быть очень изнурительным занятием . Постоянный поток хвастунишек в интернете, журналах, в нашем мире, полном саморекламы, где всё крутится вокруг собственного «Я», может оказать очень, очень негативное влияние. Если вы, конечно, позволите. Хотите преуспеть? Тогда вы должны быть лучшим собой. И как однажды сказал известнейший английский поэт, писатель и эссеист, Оскар Уайльд:

«Будь собой, остальные роли уже заняты!»…

И пустота в сердце закрывают возможное счастье.

Это статья выстрадана на собственном тернистом пути к пониманию того, как стать счастливее. Я не был согласен с тем, что счастье полностью зависит от нашего отношения к жизни. С тем, что внешние факторы не играют никакой роли. В то же время я видел глухую тоску и страдание баловней судьбы. Читал биографии обласканных фортуной, но горько сетующих на ее дары. В чем дело? Кто же прав? Что нам нужно для счастья? Как убрать ежечасные препоны и зажить, наконец, полноценной жизнью.

Я предлагаю решения, найденные мной опытным путем. Это не ноу-хау и в то же время не миллионное по счету открытие велосипеда. Скорее связка, комбинация шагов, способная отбросить часть шелухи нашей жизни. В Евангелии душу сравнивают с сосудом и светильником. Чтобы стать счастливее, надо почистить его от копоти, хотя бы самую малость. Вторым действием – найти ему место. Чтобы не бросал тусклый свет в дальний угол жизни, а светил всем в доме! Попробуем?

Давай для начала познакомимся с убийцами счастья. Чтобы выздороветь, надо понимать, чем болен, согласен?

Вирусы несчастья и всякие лекарства

Зависть плюс чувство собственной несостоятельности

Ядерная смесь. Коктейль, погубивший миллионы людей. В крайнем проявлении доводит до самоубийства, в обычном – алкоголь, скандалы, депрессии , сердечно-сосудистые заболевания, язва желудка, гастрит и прочие болячки.

Юности почти не свойственны. Может, поэтому юность более счастлива? Концентрация увеличивается с годами. Незаметно. Для нейтрализации человеку нужны все более сильные раздражители – от прогулок с друзьями, дискотек и мелкого шопинга до острых ощущений, зависимых от общественных штампов и собственной испорченности. Одного тянет в горы, другого – к стритрейсерам, третьего – в бордель и так далее.

Этот вирус не даст стать счастливее однозначно. Для людей, не склонных к самоанализу, само наличие вируса зачастую неочевидно. Да разве я завидую? У меня высокая самооценка! Стоп… по порядку.

Ты осуждаешь богатых бездельников? Высокомерных трутней? Нахапавших сволочных чиновников? Аж скулы сводит? Значит часть тебя очень сильно завидует . Другая просто ненавидит. Это ханжество. Сами не можем, поэтому будем ненавидеть, прикрываясь моралью. Ты чище святых и преподобных? Нет? Тогда не говори о морали, пожалуйста…

Я выбросил хронофагов из жизни совсем. Мне с ними не по пути, как не по пути с зомбоящиком. Сэкономленные время и силы дарю своим близким. Они по-настоящему в этом нуждаются. Пиво с братанами не принесет тебе счастья. Они сбрасывают на обочину тебя, а ты – их. Остановись! Жизнь до глупого коротка…

Ох уж эти проблемы…

Ты задаешь вопрос – как стать счастливее? А оно тебе надо? Ведь счастье для тебя – это быстро и без хлопот решить проблему. Закрыть вопросы повестки дня. Счастье. Такое пленительное. «Вот решу с жилплощадью и заживу…» «Прибавят зарплату и тогда…» «Получу второе образование и точно…» «Блин, свалить бы квартальный отчет и все – счастье, я в твоем распоряжении!»

Наша память глупа и коварна. Если бы ты вспомнил все свои обещания, данные в жизни… Если бы помнил хотя бы данные себе. «По-любому!». «Как только… ». «Если получится, я...» Если бы да кабы – до боли знакомая песня.

Брошу курить. Начну учить английский. Утро – с зарядки. СТАНУ СЧАСТЛИВЫМ!

Не станешь! Как не бросил курить и не бегаешь по утрам. Ты будешь и дальше ныть. С годами чаще и чаще. А чувствовать себя хуже. С каждым канувшим в небытие годом. И так до смерти, поджидающей тебя в одном из серых, пасмурных дней. Ты придешь к ней вымотанный и опустошенный, полный сожалений и животного страха. И когда она сожмет тебя в ледяных объятиях, ты все поймешь.

Что? Больно? А душе твоей, каждый день мордуемой очередным боем с проблемами, не больно? На фига ей нужно это беличье колесо? Наивный, ты никогда их все не решишь. Это как с надуваемым шариком. Больше объем шарика – больше площадь поверхности. За каждой проблемой стоит косой десяток столь же необходимых и срочных. Это система. Игра. Но не в твою пользу.

Зачем доводить себя до смерти, чтобы понять жизнь? Сидишь в болоте, так хотя бы полюбуйся на кувшинки! Глядишь, мысли здравые забрезжат в голове… Не сразу, не обольщайся. Душа с первого раза не поверит.

Сенсорный голод

Одна из причин усталости души и тела – сенсорный голод. Это состояние возникает от ограниченности жизни. Многие люди запирают свои дни в треугольник выживания. На тюремном жаргоне его называют шлемка – шконка – дальняк. В переводе на великий и могучий: поесть – поспать – сходить в туалет. В социуме это реализуется как работа (выживание) – отдых (чаще всего с алкоголем или у телевизора) – удовлетворение инстинктивных потребностей.

Это одинаково свойственно мужчинам и женщинам, разница только по форме. Стоит проиллюстрировать треугольник на примере среднестатистического неженатого работающего мужчины.

Звонит будильник, начинается утро. Гигиена, завтрак, тряска в общественном транспорте, тупая работа. Потом промежуток времени, заполненный бытовыми делами и отдыхом. Отдых укладывается в 3 или 4-ступенчатый алгоритм. Друзья – алкоголь – женщины – телевизор или Интернет. Заниматься собой нет ни сил, ни желания. Второго больше. У женатых картина похожа, только отдых сокращается и прибавляется ответственность.

Читатель – это не про тебя. Я рассматриваю среднестатистического мужчину-пролетария. В других слоях телевизор заменяют сауна – клуб – барбекю – охота.

Это хорошо, если душа спит беспробудным сном, а разум в зачаточном состоянии. А если нет? Тогда жизнь постепенно превращается в тяжелую, беспросветную лямку.

Есть ли выход? Да, есть! Причем не требующий сверхусилий по саморазвитию или занятий творческой деятельностью. Творчество проснется по ходу выполнения.

Утоли сенсорный голод – станешь счастливее

• Для начала хотя бы 2 раза в неделю бывай там, где давно или никогда не был. В пределах твоего города сотни улиц и улочек, бульваров, скверов, переулков, о которых ты не знаешь. Это простое упражнение дает фантастический эффект. Но надо не просто тупо идти, а идти с целью. Первый день ты должен приметить все новое – дома, магазины, кафе. На второй прогулке замечать красоту и только на ней сосредотачивать внимание. Третья прогулка – ищи забавное и смешное. Распахни глаза и душу, и мир удивит тебя. Обещаю! Потом снова пройди весь цикл и постарайся, придя домой, вспомнить последовательность маршрута. Упражнение имеет интересный побочный эффект. Мозг начинает обогащаться новыми связями. Что это такое и как влияет на молодость организма и коэффициент интеллектуальности, можно узнать здесь – «Тайны креативности». Тем, кто понимает. Лучшего способа размыть шаблон вероятности просто не существует. За пару месяцев можно выбраться из прокрустова ложа негативной матрицы судьбы. Предлагаю познакомиться с техникой в тему – «Лабиринт».
• Начни смотреть, слушать или читать то, что раньше никогда тебя не интересовало. Переступи через себя и прочти, например, об обычаях Таиланда. Да не просто прочти. Твоя цель – мысленно подготовить вопросы возможного собеседника и ответить на них. Потом сравнить с нашими обычаями и вывести свое резюме.
• Сходи в бассейн или на каток. Даже если ты не умеешь плавать или стоять на коньках. Учись. Переступи через «не хочу», «не могу», «мне это не надо». Поверь – результат того стоит!
• Найди рецепт сложного блюда, купи ингредиенты и попробуй приготовить его. Даже если кроме яичницы ты никогда ничего не готовил. Переступи через свои стереотипы. Готовь сам. Жена, сожительница, мама могут быть только наблюдателями!.

Выполни все четыре пункта, и даю стопроцентную гарантию – количество счастья значительно прибавится!

Если отбросить несущественные варианты, которые касались больше способа изложения, чем объективного содержания, то за всю историю психологии было пред­ложено лишь три основных понимания ее предмета: душа, явления сознания, поведение.

Душа как предмет изучения. Душа признавалась всеми до начала XVIII века, до того, как сложились основные представления, а затем и первая система психологии со­временного типа. Представления о душе были главным об­разом идеалистическими. Но были и материалистические теории души. Они вели свое начало от представлений Де­мокрита и описывали душу как тончайшую материю, пневму, частицы которой - круглые, гладкие и чрезвычайно активные - проникали между более крупными и менее под­вижными атомами и, толкая, приводили их в движение. Душа считалась причиной всех процессов в теле, включая и собственно «душевные движения».

Принципиальный недостаток этого примитивного ма­териалистического представления о душе заключался в том, что душа признавалась особой причиной - перво­причиной этих движений. А это значило: все воздейст­вия на тело были для души лишь поводами, на которые она могла отвечать «как хотела». А почему она хотела так или иначе, это зависело только от нее самой, от ее «при­роды» и далее не подлежало объяснению. Таким образом, в качестве первопричины даже материально представляе­мая душа радикально и систематически нарушала при­чинные связи не только внутри тела, но и в окружающем мире. И когда в конце XVII века в естествознании окреп­ло строго причинное мировоззрение, спекуляции о «при­роде души» утратили всякое доверие ученых, а душа, как объясняющая, но сама необъяснимая сила, скрытая по­зади наблюдаемых явлений, была исключена из науки.

Явления сознания как предмет психологии. Место души заняли явления, которые мы фактически наблюдаем, находим «в себе», оборачиваясь на свою «внутреннюю душевную деятельность». Это наши мысли, желания, чув­ства, воспоминания и т. д., которые каждый знает по лич­ному опыту и которые, как факты этого внутреннего опы­та, суть нечто несомненное. Джон Локк, которого можно считать основоположником такого понимания предмета психологии, был прав, указывая на то, что, в отличие от души, явления сознания суть нечто не предполагаемое, а фактически данное, и в этом смысле такие же бесспор­ные факты внутреннего опыта, какими являются факты внешнего опыта, изучаемые прочими науками.

В начале XVIII века из явлений сознания была выде­лена их более устойчивая часть - образы внешнего предметного мира. Эти образы были разложены на их простейшие элементы - ощущения; в дальнейшем по­требности и чувства были тоже представлены как отра­жения внутренних состояний организма, как сочетания органических ощущений удовольствия - неудовольствия. Всеобщий «механизм» ассоциаций позволял объединять разные ощущения в более сложные образы и чувства, увя­зывать их с физическими движениями в так называемые произвольные движения и навыки. Таким образом, вся ду­шевная жизнь сначала в познавательной сфере, а затем и в сферах чувств и воли была представлена (конечно, лишь умозрительно) как процессы образования и смены - по законам ассоциаций - все более сложных образов и их сочетаний с действиями. Так, в середине XVIII века в знаменательном для истории психологии труде Д. Гартли (D. Hartley) 1 сложилась первая наукообразная форма психологии - английская эмпирическая ассоцианисти-ческая психология. Ее историческое значение состояло в том, что здесь психология впервые выступила как (отно­сительно) самостоятельная область знания, охватываю­щая все стороны душевной жизни, которые прежде рассматривались в разных отделах философии (общее учение о душе, теория познания, этика), ораторского ис­кусства (учение об аффектах) и медицины (учение о темпераментах). Для большой истории главная заслуга этой психологии заключалась в том, что она распростра­няла естественно-научное (но механистическое!) мировоз­зрение на «область духа» и (в наивной форме) защищала демократические идеи о формировании всех психических способностей в индивидуальном опыте.

История этой классической буржуазной психологии свидетельствует о том, что уже вскоре после завершения общей конструкции ее сторонники начали испытывать сомнения в ее научной состоятельности 2 . Сомнения затрагивали разные стороны системы, но, в конечном сче­те, роковым для нее оказался вопрос о возможности объ­ективного исследования явлений сознания. Этот вопрос бурно обсуждался уже в начале XIX в., но тогда, казалось, получил благоприятное решение двумя путями. Одни принимали идею Т. Брауна о «виртуальном анализе», ко­торый проводится лишь идеально, путем сравнения и раз­личения явлений сознания, но имеет силу действитель­ного анализа (поскольку в «явлениях» и нет ничего сверх того, что является) 1 . Другие, как И. Ф. Гербарт, надеялись возместить отсутствие эксперимента и действительного анализа условным замером представлений и затем вычис­лением их взаимодействия. При этом, представления были признаны силами, величина которых определялась по результату их взаимодействия, по их положению в поле ясного сознания, неясного сознания или за порогом соз­нания 2 .

Все эти попытки разбивались о невозможность объек­тивно установить исходные данные: четко разграничить явления сознания, выделить их компоненты, определить их интенсивность, взаимодействие представлений и т. д. Эти трудности были так велики, что в середине XIX сто­летия искренний приверженец ассоцианистической пси­хологии Д. С. Милль был вынужден сделать такие заклю­чения:

1) явления сознания, принципиально ограниченные самонаблюдением, недоступны объективному анализу. Даже если бы мы четко различали свойства образов (чего на самом деле нет), то и это не спасло бы положения, так как помимо внешнего соединения, «физического смеше­ния» элементов существует, говорил Д. С. Милль, «пси­хическая химия», в результате которой части свойства производного явления совершенно не похожи на части и свойства исходных материалов. Нужен реальный, а не виртуальный анализ, но реальный анализ явлений соз­нания невозможен;

2) как сами явления сознания, так и смена их служат показателями работы мозга, - следовательно, изучение явлений сознания не составляет самостоятельной науки и может служить лишь косвенным показателем физио­логических процессов, вспомогательным методом для «настоящей физиологии головного мозга». Поскольку такой физиологии во времена Д. С. Милля еще не было, он соглашался признать психологию законным, но толь­ко временным ее замещением 1 .

Эти пессимистические заключения Д. С. Милля были вполне справедливы, но они не открывали новых возможностей, а главное, вскоре были отодвинуты далеко на задний план новыми перспективами психологического исследования, наметившимися в середине XIX века Но­вые возможности пришли в психологию извне, благодаря введению эксперимента в психофизиологию ощущений. Хотя поначалу это был, в основном, физиологический экс­перимент, в котором и сами ощущения служили не столько предметом исследования, сколько показателя­ми исследуемого физиологического процесса, но каза­лось только делом времени - подвести физиологические исследования вплотную к тем центральным нервным процессам, которые составляют непосредственную ос­нову явлений сознания и таким путем, так сказать, сни­зу, со стороны мозга подойти к объективному исследо­ванию самих психических процессов. Перспектива экспериментального исследования психики, которое прежде считалось принципиально невозможным, так воодушевила исследователей, что вскоре под знаменем «физиологической психологии» (В. Вундта) по всему миру развернулась сеть физиологических, нейрофизио­логических, психофизиологических, а затем и собствен­но психологических экспериментальных исследований.

Но чем больше накапливался опыт таких исследова­ний, тем больше нарастало разочарование: точность физиологических методик разбивалась о нечеткость субъективно-психологических показаний и разноголоси­цу их толкований. А без сопоставления с «непосредствен­ными данными сознания» физиологические показатели лишались психологического значения. Характерны такие даты: движение за создание «физиологической психоло­гии» началось с 60-х годов прошлого века; в середине 70-х годов возникают экспериментально-психологические лаборатории, а вскоре и целые институты. Но уже через 25-30 лет, к середине 90-х годов стали громко раздавать­ся голоса разочарования в научных возможностях такой психологии 2 . И через полтора десятка лет, к началу вто­рого десятилетия нашего века эти голоса слились в от­крытый и громкий «кризис психологии».

Величайшей исторической заслугой «физиологиче­ской психологии» остается введение эксперимента в пси­хологию. Но в той форме, в какой он применялся в «фи­зиологической психологии», эксперимент опирался на ложную идею психофизического параллелизма и, естест­венно, не мог вывести психологию из оков субъективиз­ма. Самая ориентация такого исследования психических процессов была ложной; она диктовалась субъективно-идеалистическим представлением о психике и разбива­лась о него. В эксперименте эта принципиальная оши­бочность «физиологической психологии» стала явной и, так сказать, вопиющей.

Первое время и этот кризис казался продуктивным: новые направления не только указывали на существен­ные недостатки «физиологической психологии», но и предлагали новые пути психологического исследования. Среди этих направлений для вопроса о предмете психо­логии принципиальное значение имел бихевиоризм - «психология как учение о поведении». Бихевиоризм от­крыто и прямо выдвинул требование изменить сам пред­мет психологии, отказаться от исследования явлений соз­нания, изучать только поведение как объективный процесс и только объективными методами.

Поведение как предмет психологии . Первоначально би­хевиоризм сложился в зоопсихологии, где уже в 90-х го­дах прошлого столетия исследователи перешли от наив­ного истолкования поведения животных по аналогии с человеком к систематическому описанию того, как ведут себя животные в экспериментальных ситуациях, где они решают разные задачи: научаются открывать запоры кле­ток, находить в лабиринте путь к кормушке или выход из него, обходить или устранять различные препятствия, пользоваться для этого разными средствами и т. д. Зада­чи можно было широко варьировать по характеру и слож­ности; можно было вызывать разную активность, различ­ные потребности животного; по-разному применять «награду» и «наказание», действовать на такие-то органы чувств или исключать некоторые из них, обращаться к разным двигательным возможностям животных и т. д. За­висимость поведения и научения животных от разных условий можно было описывать объективно, не прибегая к помощи догадок о том, что чувствует, думает или хочет животное. Материал был обширен, разнообразен, инте­ресен, казалось, был найден объективный путь изучения того, что бесспорно относится к психологии и весьма су­щественно для нее.

И когда в психологии человека распространилось глу­бокое разочарование в научных возможностях «физиологи­ческой психологии», естественно возникла идея: перене­сти на человека метод, который оправдал себя (так казалось в то время) в гораздо более трудной (для объек­тивного исследования) области психологии животных, перейти и в изучении человека от явлений сознания к объ­ективному изучению поведения. Так возникло последнее, третье понимание предмета психологии - «поведение». Открыто и громко оно заявило о себе в самом начале вто­рого десятилетия нашего века.

Поведение человека и животных имеет такое большое и очевидное значение для понимания их психики (это признавалось всеми и во все времена), что когда поведе­ние было объявлено истинным предметом психологии, да еще обещающим возможность строго объективного ис­следования, это было повсеместно воспринято с вооду­шевлением. По словам историка, на некоторое время поч­ти все психологи в большей или меньшей степени стали бихевиористами 1 ; больше или меньше в том смысле, что, признавая основным объектом изучения поведение, они далеко не все и не в одинаковой мере отказывались от изучения явлений сознания.

Но с поведением, как предметом психологии, повто­рилось то же, что с явлениями сознания. Несостоятель­ность его обнаружилась по двум линиям.

Во-первых , хотя поведение, бесспорно, есть нечто объективное, однако его психологическое содержание (психологическое по тем критериям, которыми тогда рас­полагала, да и теперь располагает психология) оказалось таким же недоступным объективной регистрации, как и в явлениях сознания. С помощью киносъемки, кинограм­мы, электромиограммы, электроэнцефалограммы и т. д. можно зарегистрировать лишь физические и физиологи­ческие изменения: движения тела и его органов, сокра­щение мышцы, их биотоки, биотоки мозга, сосудистые и секреторные реакции и т. п. Но движения (а тем более другие изменения организма) - это еще не поведение. Конечно, они как-то свидетельствуют о поведении, но это свидетельство непрямое. Движения приходится истолко­вывать, соотносить с целями поведения, с тем, как субъект понимает обстановку, пути и средства достижения своих це­лей. Без такого истолкования физические и физиологиче­ские изменения не составляют поведение и кажутся тако­выми лишь наивному наблюдателю, привыкшему свое непосредственное толкование явлений принимать за их не­посредственное восприятие. Когда же предъявляется стро­го научное требование, показать поведение, а не только дви­гательные, сосудистые, секреторные, электрические и прочие реакции, тотчас обнаруживается, что кроме этих ре­акций бихевиоризм ничего показать не может. И не может этого сделать не вследствие недостаточности технических средств и методик исследования, а вследствие того пони­мания объективности, с которым он сам выступает.

Невозможность физически, вещественно показать не­что большее, чем разные телесные реакции, ведет не толь­ко к тому, что представители бихевиоризма не могут дать психологический анализ поведения, но, более того, они не могут отличить его от тех реакций, которые в психологичес­ком смысле поведением уже не являются, - от реакций внутренних органов (желудка и кишечника, сердца и со­судов, печени и почек и т. д.), от движений физических тел, работы машин. Если поведение - комплекс физиче­ских реакций, то и реакции внутренних органов суть тоже разные виды поведения. С этой точки зрения поведени­ем можно назвать и работу технических устройств. Пред­ставители точных наук охотно пользуются словом «пове­дение» для обозначения действия этих разных систем и устройств. Они-то хорошо знают, о чем идет речь на самом деле, и для них слово «поведение» не больше, чем метафора, украшение речи. Но для психологической теории такая ме­тафора - серьезная опасность, потому что психолог как раз и не знает, что есть поведение сверх того, что само по себе и в точном смысле слова не есть поведение. Если всякое движение и даже изменение есть поведение, то последнее не составляет предмет психологии; а если в поведении, как предмете психологии, есть еще что-то, сверх движений или изменений тела, то что же именно?

Во-вторых, еще одна и, пожалуй, основная несостоятель­ность бихевиоризма обнаружилась в том, что, желая изу­чать поведение без явлений сознания (которые будто бы радикально нарушают объективность исследования), представители бихевиоризма оказались перед жестким выбором: или перейти к изучению физиологических ме­ханизмов поведения, т. е. стать физиологами и сказать: нет никакой психологии, даже бихевиористической, есть толь­ко физиология поведения; или изучать механизмы поведе­ния без физиологии, т. е. только как соотношение стимулов и реакций. Естественно, что уже основоположники бихе­виоризма выбрали второй путь. Однако нельзя было «так просто» не учитывать физиологические механизмы, неос­поримо участвующие в поведении. Надо было как-то оп­равдать исключение центрального физиологического меха­низма из анализа поведения. И желаемое оправдание было найдено в виде известной бихевиористической гипотезы о работе мозга по принципу переключения более слабых не­рвных процессов на пути одновременно протекающих бо­лее сильных процессов. Согласно этой так называемой «ги­потезе обуславливания» 1 , психологу-бихевиористу вовсе не обязательно знать, какими путями идет возбуждение от сла­бого (индифферентного) стимула и как оно переходит на путь более сильного процесса, вызванного безусловным или имеющим определенное значение условным раздражителем. Важно только одно: это переключение всегда происходит - от слабого нервного процесса к более сильному - и в ре­зультате его раздражитель, вначале не связанный с данной реакцией, связывается с ней и начинает ее вызывать (реак­цию более сильного раздражителя). В таком случае, зная силу действующих раздражителей и учитывая прошлый опыт «испытуемого», можно исследовать процессы науче­ния, образования поведения, не вникая в его физиологиче­ские механизмы; их изучение можно представить физиоло­гам. Образование же новых форм поведения составляет отдельную область исследования, предмет поведенческой психологии.

Такова была фундаментальная позиция «классическо­го» бихевиоризма. Но очень скоро, уже в конце 20-х го­дов, стало очевидно, что нельзя объяснить ни поведение человека, ни поведение животного одним сочетанием на­личных стимулов и прошлого опыта; что в промежутке между действием стимулов и поведенческими реакция­ми происходит какая-то активная переработка поступаю­щей информации, которую нельзя свести к влиянию сле­дов прошлого опыта; что это какие-то активные процессы, без учета которых не удается объяснить реакцию живот­ного на наличные стимулы. Так возникает «необихевио­ризм» с его важнейшим понятием «привходящих (или промежуточньих) переменных» 2 и отменяется основное положение первоначального бихевиоризма (который те­перь нередко называют наивным).

Но каким образом необихевиоризм, признавая эти про­межуточные переменные, может отмежеваться от физио­логии мозга? Выход был найден в том разъяснении, кото­рое получили «промежуточные переменные». Оказывается, они - наши давние знакомые: это «знак», «знаковая струк­тура» (ситуация), «ожидание знаковой структуры», «ожи­дание признаков» (объекта), «ожидание отношений средств к цели», «заключение» (умозаключение) и т. п. Очевидно, все это психологические характеристики, однако нас все время уверяют, что на самом деле, т. е. в мозгу, это не «пси­хологическое», а «физиологическое». Для видимой объек­тивности изобретается целый словарь новой терминологии, с помощью которого эти психологические «переменные» облекаются в новую, не сразу понятую форму.

Не приходится сомневаться, что психологическое со­держание «привходящих переменных» имеет свою физиологическую основу. Однако пока они остаются только физиологическими процессами, они и должны изучаться физиологически, но тогда они не «знак», не «ожидание», не «умозаключение» и т. п. Когда же они выступают как психические процессы, то в качестве пси­хического отражения ситуаций они требуют нового и те­перь уже психологического изучения и объяснения. Ина­че говоря, необходимость учитывать «привходящие переменные» снова ставит представителей необихевио­ризма перед выбором: или только физиология, но тогда не пригодны психологические характеристики промежу­точных переменных; или не только физиология, но и психология, но где же тогда возможности собственно пси­хологического и притом объективного исследования?

«Привходящие переменные» устанавливаются необи-хевиористами в результате, так сказать, нелегального и теоретически неоправданного психологического анали­за поведения. Продолжая в теории отрицать значение психики, необихевиоризм на практике вынужден при­знать реальное участие психики в поведении и пользо­ваться его психологическими характеристиками. Словом, в качестве нового учения о предмете психологии бихевио­ризм оказался дважды несостоятелен: он не смог выде­лить психологическое содержание поведения и не сумел объяснить поведение без помощи традиционных психо­логических «переменных».

Упорное отрицание бихевиористами психики и ее изу­чения было вызвано страхом перед нею как источником принципиально «субъективного» и принципиально нена­учного. Как справедливо указывал С. Л. Рубинштейн, это происходило оттого, что бихевиоризм знал и признавал лишь то представление о психике, которое считал непри­емлемым в науке 1 . Конечно, это не было его особенно­стью, такое представление о психике бихевиоризм разде­лял со всей буржуазной философией и психологией. Вероятно, оттого-то представителям бихевиоризма и не приходило в голову, что ненаучной является не сама пси­хика, а это ложное представление о ней, и что из науки следует исключить не психику, а именно это ненаучное и денатурированное представление.

Страница 5 из 22

Недееспособность и ее установление в судебной психиатрии

Одним из важных элементов правового статуса граждан является их дееспособность (психическая способность лица своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их). Гражданская дееспособность возникает с наступлением совершеннолетия, то есть по достижению восемнадцатилетнего возраста и лишь в исключительных случаях раньше (со времени вступления в брак). При этом законодатель исходит из того, что с этого возраста человек достигает психической зрелости и приобретает достаточный жизненный опыт, чтобы правильно понимать и регулировать свои поступки и действия. В противном случае гражданин (например, несовершеннолетний или совершеннолетний гражданин с болезненным расстройством психики) теряет возможность правильно понимать и регулировать свое поведение и таким образом лишается способности осуществлять свои гражданские права и обязанности. Иными словами, дееспособность в качестве обязательного условия предполагает в соответствии со ст. 21 ГК РФ такое психическое состояние субъекта, которое обеспечивает ему способность понимать значение своих действий или руководить ими. Исходя из этого следует сделать вывод, что констатация у лица при конкретных его действиях (совершение сделки, подписание завещания и т.д.) или в определенный период времени обострения психических расстройств в ряде случаев указывает на отсутствие у него дееспособности.

Критерии недееспособности (по аналогии с невменяемостью), которыми руководствуется суд и применительно к которым дают заключения эксперты?психиатры, сформулированы в ст. 29 ГК РФ: «Гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значение своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным». Это значит, что недееспособность по сути определяется сочетанием двух критериев: медицинского (психическое расстройство) и юридического (непонимание значения своих действий или невозможность руководить ими).

Недееспособность (психическое состояние лица, при котором констатируют утрату способности самостоятельно осуществлять свои гражданские права и обязанности вследствие нарушений психики, выражающихся в том, что оно (лицо) не может понимать значение своих действий или руководить ими ввиду психического расстройства или слабоумия) устанавливается при совпадении медицинского и юридического критериев. Юридический критерий также дополняет и корректирует медицинский. Иначе говоря, наличие психического расстройства (психического заболевания или слабоумия) само по себе не дает основание говорить о недееспособности. Недееспособными признаются те психически больные, которые вследствие психического расстройства не способны рассудительно вести свои дела, не могут правильно понимать окружающее и жизненную ситуацию и отдавать отчет своим действиям или руководить ими. Психически больные, даже если они страдают тяжелым и неизлечимым психическим заболеванием, но понимают значимость совершенных ими поступков и способны регулировать свое поведение и действия, остаются дееспособными. Эта возможность рассудительно вести свои дела определяется у них наличием таких качеств ума, которые обеспечивают правильное поведение подобных больных в их практической деятельности.

Недееспособность может касаться как отдельно совершенного юридического акта (подписания завещания, заключения договора и сделки), так и способности лица достаточно критично вести свои дела в течение более или менее продолжительного периода времени в будущем.

При экспертизе в гражданском судопроизводстве иногда также важно установить, с какого времени психически больной человек стал недееспособным. Так как в некоторых случаях недееспособность наступает после подписания юридического акта, то такой документ не утрачивает юридической силы. Если же установлено, что сделка (подписание договора, заключение брака) была оформлена в состоянии, когда заключавшее сделку лицо не могло понимать значение своих действий, то такой юридический акт может быть признан недействительным.

Признание субъекта недееспособным осуществляется только судом (в порядке, предусмотренном ГПК РСФСР). Однако согласно ст. 258 ГПК РСФСР ходатайствовать перед судом о признании психически больного недееспособным могут члены его семьи, общественные и профсоюзные организации, прокурор, органы опеки и попечительства, психиатрические лечебные учреждения.

Необходимо помнить, что назначение на судебно-психиатрическую экспертизу для определения психического состояния субъекта производится судом при наличии достаточной аргументации и данных о его психической болезни или слабоумии. В исключительных случаях, при явном уклонении такого лица от прохождения экспертизы, суд (при участии эксперта-психиатра) может вынести в соответствии со ст. 260 ГПК РСФСР определение о принудительном направлении больного на судебно-психиатрическую экспертизу.

Следует иметь в виду, что при выздоровлении или значительном улучшении психического состояния в виде устойчивой ремиссии лица, признанного недееспособным, суд на основании заключения судебно-психиатрической экспертизы пересматривает свое решение и признает такого гражданина в соответствии с ч. 3 ст. 29 ГК РФ дееспособным.

В то же время следует помнить, что хотя законодательство и не признает ограниченной дееспособности психически больных, но допускает возможность ее ограничения для лиц, злоупотребляющих спиртными напитками или наркотическими веществами и ставящих в связи с этим свою семью в тяжелое материальное положение (ст. 30 ГК РФ). В этом случае суд назначает попечителя, без согласия которого такие лица не могут совершать сделки, получать зарплату (пенсию) или иные виды доходов и распоряжаться ими. Та же статья Гражданского кодекса отменяет ограничение дееспособности, если основания, в силу которых такое лицо было признано ограниченно дееспособным, утратили силу.

Лица с ограничением дееспособности, злоупотребляющие спиртными напитками или наркотическими веществами, не подлежат прохождению судебно-психиатрической экспертизы, а обследуются психиатрами?наркологами.

Необходимо признать, что недееспособность и невменяемость имеют много общего, но отождествлять их ни в коем случае нельзя. Так, невменяемость возникает лишь при совершении общественно опасного деяния, предусмотренного ст.ст. 21, 22, 23 Уголовного кодекса РФ, и относится к конкретному действию (поступку) лица, происшедшему в определенный промежуток времени. Но если нет правонарушения, то снимается возможность рассмотрения невменяемости. В гражданском же процессе вопрос о недееспособности может возникнуть на протяжении и более длительного времени. Он охватывает значительный спектр социального функционирования подэкспертного, в том числе и его перспективы. Этот вопрос ставится и при отсутствии гражданского иска (например, по делу о нуждаемости гражданина в опеке). В уголовном процессе эксперт?психиатр обязан дать заключение о невменяемости субъекта. В гражданском же процессе заключение о недееспособности лица дает суд, который в своих выводах ссылается на ст. 29 ГК РФ и на то, что субъект «вследствие психического расстройства не может понимать значение своих действий или руководить ими». Следует отметить, что лицо, признанное недееспособным, конечно же, не может быть одновременно признано вменяемым за произведенные деяния.

Однако временные психические расстройства (например, реактивные психозы и исключительные состояния) предполагают возможность признания такого лица дееспособным в будущем (хотя сделка, совершенная во время острых психотических состояний, является недействительной, а в отношении совершенного общественно опасного деяния субъект признается невменяемым).

Гражданское законодательство (в отличие от уголовного) не предусматривает возможность применения медицинских мер к истцам и ответчикам. Но эксперт?психиатр обязан указать в своем заключении (при необходимости) о констатации у испытуемого психического заболевания, представляющего по своему клиническому состоянию «выраженную общественную опасность», а также то, что такой больной нуждается в неотложном лечении в психиатрическом стационаре.

Гражданское законодательство выделяет несколько видов недееспособности (в определении которых активную роль играют эксперты-психиатры):

- общую (полную), регламентируемую ст. 29 ГК РФ (с установлением опеки);

- частичную, установленную для несовершеннолетних, которые в возрасте от 15 до 18 лет совершают сделки (за некоторым исключением) с письменного согласия родителей, усыновителей или попечителей (ст. 26 ГК РФ);

- временную, признающую недействительность сделки, совершенной гражданином, неспособным понимать значение своих действий (ст. 177 ГК РФ);

- специальную (брачную, трудовую);

- процессуальную, предусматривающую возможность истцов и ответчиков участвовать в судебном заседании и давать правдивые показания.

Следует особо выделить такой процессуальный гражданский акт, как ограничение дееспособности, обусловленное ст. 30 ГК РФ. Это касается граждан, злоупотребляющих спиртными напитками или наркотическими веществами (а не только больных хроническим алкоголизмом или наркоманией), ставящих свою семью в тяжелое материальное положение. Необходимо также указать на возможность конфликтных ситуаций при недобровольном освидетельствовании и госпитализации психически больных, представляющих социальную опасность для общества.

При недобровольном освидетельствовании и госпитализации психически больных, представляющих социальную опасность для общества, возможны конфликтные ситуации.

Таким образом, основным условием недееспособности является психическая несостоятельность истца, ответчика, свидетеля – субъектов гражданского судопроизводства, которые не могли отдавать отчет своим действиям или руководить ими. Помощь суду при решении данной проблемы оказывает судебно-психиатрическая экспертиза.